Книга Дикий сад - Марк Миллз

Один мой сын убил другого. Наверное, я знала это всегда, с того самого момента, когда Бенедетто запер дверь, ведущую на третий этаж. Он всегда смотрел вперед и никогда не оглядывался. Он объяснил, почему поступил так, а не иначе, и я предпочла поверить. Альтернатива представлялась немыслимой.

Уверена, Бенедетто понял, что случилось на самом деле, в тот же вечер и сохранил комнаты такими, какими они были, в наказание для Маурицио. Он хотел, чтобы сын жил с памятью о содеянном. Я побывала там дважды. После смерти мужа я поднялась туда, чтобы узнать, что он нашел. Я не нашла ничего, и для меня это стало облегчением. Теперь тайна перестала быть тайной, потому что Вы оставили следы на пыльном полу и они рассказали обо всем. Я увидела, где Вы останавливались у камина, и, отвернув коврик, обнаружила в деревянном полу углубление от пули с засохшей кровью Эмилио. Вы нашли то же, что и Бенедетто. Я надеялась на это и боялась этого.

В жизни можно быть уверенным только в одном: в смерти. Я принимала это до прошлого Рождества, когда меня навестила смерть. Но и тогда меня испугала не сама смерть, а перспектива встретиться с Эмилио, предстать перед ним, сознавая, что я подвела его, что ничего не сделала. Тогда я и поклялась, что, если выживу, докопаюсь до правды, какой бы горькой она ни оказалась. И, едва дав эту клятву, я поняла, что останусь в живых, потому что у меня появилась в жизни цель. Вот так одна болезнь сменила другую.

Мой план был прост, но мне требовалась помощь. Я встретилась с Фаусто, которого знала много лет. Его дед был приличным человеком, отец — нет. О мертвых плохо говорить не принято, но, по-моему, для критики они столь же подходящий объект, как и все остальные. Фаусто выделялся уже в детстве. Помня деда, мы с Бенедетто немного помогли мальчику и несколько лет оплачивали его обучение. А когда помощь понадобилась мне, он отозвался сразу. Дружба с ним многое для меня значит.

Именно Фаусто в начале года съездил на юг, в деревушку неподалеку от Рима, откуда родом Гаетано. Там он узнал, что история о наследстве — чистая ложь. И именно Фаусто помог придумать, как выяснить правду. Вы, наверное, знаете о его интересе к военной истории.

Ваша роль в этом деле была определена много месяцев назад: молодой студент, умный и любознательный, и семя тайны, зароненное Фаусто и взращенное мной. Если бы Маурицио понял, что за всем стою я, он никогда бы себя не выдал. Угроза должна была исходить от кого-то другого, от постороннего, человека простодушного. Вы и есть такой человек, Адам. Это не Ваша вина. Виноват возраст. Будь на Вашем месте кто-то другой, более опытный и искушенный, он наверняка увидел бы то, чего не заметили Вы. Он понял бы, что им манипулируют.

Почти каждый Ваш шаг был определен заранее. Почти, но не каждый. Предвидеть все невозможно. Я направила Ваше внимание на фотоальбомы в надежде пробудить у Вас интерес к Эмилио, но и представить не могла, что Вы обнаружите в старых снимках тайну его отцовства. Я недооценила Вас — не в первый и не в последний раз. Теперь я даже рада, что так получилась. Ваше открытие заставило меня объясниться с Криспином — сделать это следовало, конечно, раньше.

Как сказать мужчине, что сын, о существовании которого он не знал, мертв? Было нелегко, но теперь это сделано. Если Вы по возвращении не смогли связаться с Криспином, то потому лишь, что я попросила его подождать, пока Вы получите это письмо. Не стоит, наверное, говорить, что он очень рассердился на меня за то, как я обошлась с Вами. Рассердился почти так же сильно, как Антонелла. Никто еще не разговаривал со мной так, как разговаривала в последние дни она.

Вторым сюрпризом была Ваша разгадка тайны сада. Это невероятно. Вы совершили невозможное. Я не суеверна, но сейчас мне хочется верить, что Вы сняли проклятие, наложенное на это место, на нашу семью, — проклятие Федерико Доччи, убийцы, проклятие, толкнувшее моего сына на убийство брата. Поверить в это — значит снять часть вины с Маурицио и облегчить мою боль.

И наконец, главный сюрприз — Вы сами, Адам. Я и подумать не могла, что присланный Криспином мальчик станет настолько мне дорог. Но Вы стали. Дважды я была близка к тому, чтобы рассказать Вам все, а однажды сделать это пригрозила Мария. Мне удалось удержать ее. Если она не выказала Вам теплых чувств, пока Вы были здесь, то потому только, что ненавидела себя за ту роль, которую согласилась сыграть. Мария не хотела привязываться к Вам.

В нашу команду она пришла уже после Вашего приезда. Пришла и стала моими глазами, моими ушами, моим шпионом. Она просматривала Ваши записи и по мере возможности настраивала против Вас Маурицио. Если бы Антонелла не сказала Вам, где лежит ключ от третьего этажа, это сделала бы Мария. Она сыграла свою роль блистательно, а в последнюю ночь, когда обнаружила у двери часовни колли Маурицио, просто гениально.

Теперь Вы знаете, что никакого пистолета за табличкой нет. Нет и пуль. Бенедетто уничтожил все. Моя ложь была приманкой для Маурицио. Все прошло по плану. По тому же плану Мария, услышав признание Маурицио, явилась ко мне. Планом не предусматривался только пес.

Что ей оставалось? Она слышала угрозы Маурицио в мой адрес и не могла допустить, чтобы он догадался о нашей связи. Поэтому и солгала. Заставила его — и, полагаю, Вас тоже — поверить, будто действует в интересах Антонеллы. Насколько убедительна она была, о том судите сами. По крайней мере, ей удалось ввести в заблуждение Маурицио и выиграть время для меня. Доччи — большая семья, и любой предпринятый мною шаг требовал одобрения и поддержки со стороны других родственников. В тот раз я ими заручилась.

Маурицио лишен права наследства. Больше я его не увижу. Как он объяснит перемену обстоятельств жене, детям и друзьям — это его дело. Будет нелегко, но, не сомневаюсь, он выход найдет. Может быть, скажет, что я отказалась освобождать виллу, а он не желает больше терпеть мою нерешительность.

Правосудие ли это? Нет. Есть ли у нас доказательства его вины? Тоже нет. Но по крайней мере, правда вышла наружу. Достаточно и этого. Что так будет, я знала еще до Вашего приезда.

Вот и все, Адам. Хотелось бы мне, чтобы Вы не участвовали в этом, но что есть, то есть, и вина целиком моя. Надеюсь, Вы сможете простить Фаусто и Марию. В отношении себя я такой надежды не питаю.

Не представляю, что Вы сейчас чувствуете, но позвольте сказать вот что. Я лгала Вам, использовала Вас и даже подвергла реальной опасности (хотя Вы, сами о том не догадываясь, и находились под надежной защитой). Это так, не отрицаю. Но все остальное, что случилось между нами, было искренним и честным. Я имею в виду то, о чем сказала Вам перед вечеринкой. Я попросила Вас тогда запомнить те слова. Вы их помните? Надеюсь, что помните, потому что они — правда.

Вы, наверное, запутались и не понимаете старуху, пытающуюся восстановить справедливость в отношении умершего сына. Сейчас все это может представляться Вам чем-то невиданным и неслыханным, но время и бремя опыта спрессуют горькое воспоминание о пребывании на вилле Доччи так, что оно станет всего лишь еще одним слоем в основании Вашей жизни. Постарайтесь не забывать этого.