Книга Черный клан - Алекс Градов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но почему именно она? — взвыл я. — Валенок же сказал: «У тебя есть ты сам!»
— Верно, есть, — кивнул Грег. — Для любого человека главная ценность — все-таки он сам, что бы он при этом ни воображал. На это вся надежда.
Мне вдруг показалось, что с моей души свалился камень размером с гору. Причем до последних слов Грега я и не представлял себе его истинной тяжести.
— То есть Васька… — пробормотал я. — Ее необязательно…
— У меня есть в запасе пара способов обойти это. И сделать так, чтобы вы оба остались в живых.
Дышать становилось все легче и легче…
— Но имей в виду, Алекс, — продолжал Грег, — даже если все пройдет удачно, дочка навсегда останется твоей серьезной проблемой. У тебя не должно быть слабых мест. Превращение обязательно привлечет к тебе внимание очень неприятных сущностей. А дочка с тобой слишком связана. Я пока не знаю, что тут можно сделать. Тебя-то я стану защищать, а ее нет…
— Ну и не надо! — воскликнул я, в эйфории от ранее сказанного. — Я сам буду ее защищать!
— Именно это я и хотел от тебя услышать.
Грег, прищурившись, посмотрел в небо.
— Сейчас мы кое-что проверим. Последний тест. Ну-ка посмотри направо. Что-нибудь видишь?
— Где?
Я завертел головой.
— Не туда смотришь… Ага, повыше. Над парком.
Ничего особенного, кроме грозовой тучи, я на небе не увидел. Только вдалеке, над Петровским стадионом, парил черный воздушный змей с перепончатыми крыльями. Он то резко взмывал, то двигался зигзагами, ловя ветер.
— Ты о воздушном змее, что ли?
— Хе-хе, воздушном. Ладно, пошли.
— Куда?
— Для начала к Валенку. А там посмотрим.
Воздушный змей
Валенок, оказывается, обитал совсем недалеко от парка, в одном из длинных многоэтажных домов на Яхтенной. Пока мы туда шли, пробудившийся во мне морской змей заснул окончательно. Остался только Алекс — и он сильно нервничал.
Последние три недели заставили меня многое понять. Например, то, что сначала, примерно до возвращения из Зеленкино, я смотрел на всю эту историю — знакомство с Ники, превращения, испытания — как на некую прикольную, таинственную, необычную игру. Но теперь я понял, что если это и игра, то весьма жестокая. Игра, в которой ставка — жизнь (и ладно, если бы только моя), перестает быть игрой.
Я понятия не имел, о каких «способах» говорил Грег, но ничего хорошего от него не ждал. Никаких сомнений, что он может доставить мне любые неприятности, какие сочтет нужным. А ежели эти способы не сработают? Что со мной будет тогда?
Я хотел спросить Грега, но передумал. Поскольку догадывался, что он мне ответит.
Словом, когда мы поднялись на пятнадцатый этаж на обшарпанном лифте и позвонили в дверь, я уже приготовился к самому страшному. Но никак не к свирепой бабке, налетевшей на меня на лестничной площадке.
— Та-ак! — взвизгнула она. — Опять явился!
В первый, самый ужасный миг мне показалось, что это моя недобитая квартирная хозяйка, которая, как фурия, будет отныне преследовать меня до конца жизни (и после него тоже).
— Здрасте, — растерянно сказал я.
— Что же это деется — еще одного тащат! — запричитала бабка, игнорируя мое приветствие. — Почему у всех сыновья люди как люди, только у меня нелюдь и душегуб?
Я на всякий случай оглянулся, чтобы убедиться, точно ли она имеет в виду именно Грега. Тот стоял сохраняя на лице выражение сердечной радости от встречи со старой мегерой.
Тут дверь открылась, и на площадку вышел Валенок. Я увидел его лицо и окончательно потерял дар речи. Татуировки на лбу, как у Грега, у него не было. Зато имелась наколка в виде черного извилистого зигзага молнии. По обе стороны от зигзага, похожего на замысловатый шрам, парами шли черные точки — словно следы от снятых швов. Татуировка пересекала все лицо наискось и терялась в бороде, окончательно уродуя Валенка и делая его похожим на демона.
Но злобная старушонка, как будто не замечая его боевую раскраску, продолжала браниться:
— Упыри, одно слово, упыри! Сначала водите сюда кого попало, а потом милиция приходит, людей ищет! Фотороботы показывает, протокол снимает, отпечатки пальцев…
При слове «милиция» я автоматически попятился к лифту.
— Там я на плите ужин оставила, — бабка неожиданно сменила гнев на милость. — Чтоб тихо себя вели, лиходеи! И приберитесь, как с этим закончите. Знаю я вас, опять всю квартиру уделаете…
И ушла. На площадке сразу стало удивительно тихо.
— Что это было? — спросил я. — И в каком смысле «закончите»?
— Это мама моя, — с нежностью сообщил Валенок, закрывая дверь. — Она, типа, любит, чтобы все было шито-крыто. В смысле, тихо и чисто.
Я сглотнул. Да уж. Объяснил…
Квартира казалась совершенно типовой «двушкой», да мне было и не до изучения интерьера. Мы прошли в комнату. Грег сел на скрипучий диван, Валенок подошел к окну и принялся что-то там высматривать. Я топтался у двери — так, на всякий случай, поближе к выходу.
— Жрать хотите? — гостеприимно спросил Валенок.
— Потом, — ответил Грег. — Подождем Ники.
По стеклу застучали капли дождя. В комнате сделалось сумрачно, но свет включать никто не стал. Я покосился на Валенка и увидел, что в темноте татуированная половина его лица понемногу разгорается, прорастая сквозь кожу разветвленными багровыми прожилками. Это напоминало лаву, полыхающую в трещинах земной коры.
Оконное стекло задребезжало от сильного порыва ветра.
— Погодка-то совсем нелетная! — отметил Валенок.
Напротив дивана стоял телевизор «Горизонт», накрытый вязаной салфеткой. С кухни тянуло борщом. Я сглотнул слюну, внезапно поняв, что очень проголодался. Но Валенок все торчал у окна. И он, и Грег будто чего-то ждали.
— Ага, — сказал Валенок, распахивая балконную дверь, откуда немедленно пахнуло холодной моросью. — Наконец-то. Эй, немочь, иди-ка сюда.
— Зачем? — с подозрением спросил я.
— Покажу тебе, как змеев запускают.
Предложение, особенно в сочетании с пылающим зигзагом на морде Валенка, мне, мягко говоря, не понравилось. И что значит «наконец-то»? Я бросил взгляд на Грега.
— Иди-иди, — сказал он. — Рано еще бояться…
Я гордо пожал плечами и вышел на балкон, любезно пропущенный Валенком вперед. Деваться мне все равно было некуда.
Передо мной раскинулась панорама новостроек, над ней — штормовое небо. Над заливом клубились тучи, в них полыхали холодные, пронзительные вспышки молний.