Книга Леди и авантюрист - Лиз Карлайл

Гарри решительно кивнул и провел здоровой рукой по воспаленным покрасневшим глазам.

– Думаю, она просто хотела подстроить мне ловушку, – зашептал он, яростно дергая у себя на шее приспущенный галстук. – Ей так хотелось выставить меня посмешищем. Показать, что я нисколько не лучше ее, потому что я ведь в тот вечер видел ее в карете, вот в чем дело!

Макс подтолкнул Гарри к его креслу, но его светлость сесть не пожелал и принялся вышагивать по гостиной.

– Вы ведете речь о леди Сэндс? – спросил де Роуэн, отваживаясь высказать догадку вслух. – Вы думаете, что она хотела подстроить вам ловушку?

Господи, о чем бормочет этот тип?

Гарри повернулся к нему как ужаленный и зло прищурился.

– О да! – прошипел он. – Мне пришлось столько раз думать и думать о происшедшем, де Роуэн. Вы знаете, что такое жить в доме, исполненном скорби и печали? Одно проклятое занудство, де Роуэн, и больше ничего! А Женевьева ... Она просто всякий раз, когда видит меня, стрелой мчится в противоположную сторону. Думаю, теперь она скорее согласится умереть, чем ляжет в мою постель.

Ляжет в его постель? И тут Макса как обухом по голове ударили. Господи, как же он раньше не догадался! Ну, конечно же!

– Значит, Женевьева Дюрретт находилась в вашей постели в ту самую ночь, когда умерла ваша жена, так?

Гарри, наконец, остановился и рухнул в кресло.

– О, что же мне делать, черт возьми? Чем дальше, тем все хуже и хуже, – прорыдал он и спрятал лицо в ладонях. – Я всего лишь лег в постель с девицей, де Роуэн. Той ночью я что угодно мог сделать, но своей жены я не придушивал. Может, она подослала ее, надеясь застукать нас вдвоем. Я не знаю, просто не знаю. Но она не пришла. И я ее не убивал.

Макс склонен был ему верить, хотя уже давно подозревал, что Гарри что-то от него скрывал ...

– Ваша связь с горничной вашей жены, – спокойно спросил он, – как долго она продолжалась?

– Господи, какое там долго! – безжизненным голосом ответил Гарри. – Если она такое говорит, то она бессовестно лжет. Полагаю, я дал маху той ночью. Девица, по сути, сама бросилась мне на шею. А при моем тогдашнем состоянии души – Джулия и все остальное – разве достало бы сил отказаться от сладкой утехи?

Некоторые мужчины именно так бы и поступили, подумал про себя де Роуэн.

– Лорд Сэндс, прошу прощения за то, что задаю вам такой вопрос. Но когда вы говорите, что мисс Дюрретт бросилась вам на шею, что вы имеете в виду?

Не поднимая глаз, Гарри пожал плечами.

– В ту ночь Женевьева постучала ко мне, уже после того как вернулась Джулия, – объяснил он, уставясь себе под ноги, – привалилась ко мне, как перепившая девка, что-то спросила, глупость какую-то, не помню, потом принялась перебирать свои локоны и руку протянула, чтобы расправить мне галстук. Я попытался отступить. Сказал ей, что сейчас вызову своего камердинера.

– А потом? – осведомился Макс.

– Потом ... – Гарри с трудом сглотнул. – Потом она посмотрела мне прямо в глаза, подмигнула и предложила все сделать самой. Так и сказала – я сделаю все, месье, – да еще со своим прелестным французским акцентом, понимаете? – Гарри, наконец, поднял голову и решился посмотреть в глаза Максу. – Это сущее мучение, де Роуэн. Я не содержу любовницу, и я не осмеливаюсь спать с собственной женой, из страха, что она понесет ребенка, а я не буду знать, кто его отец.

Макс с трудом дождался, когда можно будет задать следующий вопрос.

– Так она понесла, лорд Сэндс? – тихо спросил он. – Джулия хоть раз забеременела?

Гарри с легкой грустью покачал головой.

– Нет. Я думал и думал об этом и до тех пор ... Впрочем, нет, она, вероятно, просто не могла иметь детей. Говорят, что многие женщины бесплодны.

Голос у графа стал совершенно больным и подавленным. Некоторые, но уж только не Гарри, умеют так правдоподобно притвориться, что и на самом деле поверишь в их переживания. Граф мало что знал про свою жену, и, какими бы ни были ее грехи, теперь она ответит за них только перед Господом.

– Мне очень жаль, лорд Сэндс.

Гарри, тиская в кулаке носовой платок, чуть ли не беспомощно пожал плечами.

– Горничная моей жены находилась в моей постели в ту ночь, когда мою жену и убили, – спокойно сказал он. – Я теперь знаю, каково такое пережить.

Макс медленно поднялся со своего кресла.

Он вдруг погрузился в какое-то совсем уж мрачное отчаяние, ему страстно захотелось бежать куда глаза глядят из этой комнаты, из этого дома, из своей нынешней жизни. Он устал, до чертиков устал от всех гадостей и мерзостей, которые раз за разом ему подсовывает его работа. Он уже не знал толком, отчего так переживает по поводу данного преступления или любого другого, какая разница.

Он мог действительно повернуться ко всему спиной, и впервые в жизни ему захотелось так сделать. Что-то в глубине его души сломалось, что-то беззащитно ранимое и неуловимое. Ему хотелось лишь одного – поскорее попасть к себе домой. Хотя нет, ему хотелось прийти домой к кому-нибудь. К кому-то честному и чистому душой. К тому, кто сможет помочь ему вновь почувствовать себя умытым и обновленным – и снова исполненным надежды.

– Бог мой ... – едва слышно прошептал он. Он не мог позволить себе выхлебать еще одну бутылку дешевого пойла, чтобы хоть на какое-то время забыть обо всем. Он обязан справиться с самим собой. Он должен идти. Он нужен сейчас на Веллклоуз-сквер. Мария написала, что бабушка София простудилась. Остается молить Бога, чтобы ей не стало хуже.

Со смятенными мыслями в голове Макс ободряюще похлопал Гарри по плечу.

– Я приду утром в понедельник, чтобы побеседовать с мисс Дюрретт, – предупредил он. – Впрочем, я хочу, чтобы завтра вы с вашей сестрой уехали из Лондона. Съездите в Холли-Хилл или в поместье Делакорт в Дербишире. Обещайте мне, что уедете!

Гарри слабо кивнул в ответ.

– Я учту.

Макс облегченно вздохнул.

– Хорошо. А пока постарайтесь не переживать. Я сделаю все, что в моих силах. – И добавил более мягким тоном: – Теперь давайте вызовем кого-нибудь, чтобы вам перевязали руку. Ее бы надо показать врачу.

Гарри кивнул и ничего не ответил.

Выйдя от Гарри, Макс нырнул в пелену дождя и вскочил в дожидавшийся его кеб. Он сразу отправился к дому своей бабушки. Дом показался Максу мрачнее и суровее, чем обычно. Скорее всего, дело в погоде, подумал он. Двери он открыл своим ключом и поспешил поскорее миновать кабинеты первого этажа, чтобы его не задержал Трамбл со своими глубоко волнительными жалобами. Сегодня он опасался, что старый приятель вынудит его повести себя невежливо.

Он поднялся наверх и увидел, что состояние бабушки Мария слишком преувеличила, хотя бабушка все же лежала с обессиленным видом на застеленным покрывалом диване, который перенесли к ней в гостиную. Макс, прекрасно зная Софию, сначала заподозрил, что та представилась тяжелобольной в каких-то своих целях – он догадывался в каких, – и содрогнулся. Однако с изумлением увидел, что она и правда неважно выглядит: кожа пепельно-серая, руки неподвижно сложены под грудью, как у покойницы.