Книга Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки - Анатолий Павлович Злобин

кипения страстей, столкновений характеров, мнений, оценок. Тем не менее я не смею показывать своего равнодушия. Проходит минута-другая, пока я умащиваюсь на стуле, ищу усидку попрохладнее: прячу ноги под сукно (оно такое длинное, что свисает чуть ли не до пола и я вечно в нем путаюсь. Мы с Нижегородовым прозвали это — «суконные излишества»), беру свою папку с материалами сегодняшнего заседания — она дожидается меня на столе — и тотчас на моем лице возникает официально-сосредоточенное выражение, как и на лицах моих соседей.

С озабоченным видом листаю страницы справок: где-то тут должен быть и Рябинин ПэКа, сейчас мы узнаем, на чем он проштрафился.

Сикорский тем временем продолжает:

— На третьей меховой фабрике были заменены электродвигатели, что дало за два месяца девять с половиной тысяч киловатт-часов экономии электроэнергии…

Какое мне дело до меховой фабрики и ее электродвигателей, да еще в такую жару, но я член комитета и уже по одному тому не имею права быть равнодушным.

— Как дела? — спрашивает Нижегородов, наклоняясь ко мне.

— Жара, — отвечаю я.

— Да, сегодня будет жарко. — Нижегородов показывает рукой на листок с повесткой дня. — Один вопрос тут такой… Долго не удавалось пробить.

Видя, что мы шушукаемся, председатель Николай Семенович с укоризной смотрит на нас и как бы собирается постучать карандашом по столу. Я закрываю папку, берусь за проект постановления.

Надо же было, чтобы Цапля дозвонился ко мне перед самым уходом и надавал мне загадок. На минуту позже бы — и я уже ушел бы. Но как бы там ни было, я буду беспристрастным судьей: чего этот Рябинин заслуживает, то он и получит, я не стану вмешиваться в его судьбу из-за какого-то телефонного звонка — еще в поезде, по дороге в город, я твердо решил это.

4

Николай Семенович Воронцов страшно любит положительные вопросы. Призванный вместе с комитетом народного контроля разоблачать и пресекать все то отрицательное, что еще, к сожалению, имеется в нашей действительности (ведь существуют же суды, милиция, органы охраны общественного порядка), Воронцов радуется как ребенок, когда в противовес всему отрицательному удается подготовить, поставить и рассмотреть положительный вопрос. Так и сейчас. Он слушает Сикорского, то и дело кивая головой и как бы поддаваясь докладчику, а на лице его блуждает мечтательная улыбка.

— Таким образом, общая экономия электрической энергии по предприятиям района составила три с половиной миллиона киловатт-часов годовой экономии. Сэкономленного количества электроэнергии достаточно для выплавки двух тысяч шестисот сорока семи тонн стали, или для пошива шести миллионов пар обуви, или для выработки около тринадцати миллионов метров хлопчатобумажной ткани.

Работа по экономии электроэнергии продолжается.

Сикорский кончил сообщение. Воронцов ставит карандаш торчком.

— Кто хочет задать вопросы докладчику?

5

Заседание идет второй час. В зале духотища. Открывать окна бессмысленно: на улице стоит такая же дикая жара, весь город уже вторую неделю затоплен расплавленным асфальтом, расщеплен резкими тенями. Сквозь окна доносится приглушенный шум центральной улицы, видна часть площади с памятником, за ним торчит угол кубообразного здания.

Вспыхнули яркие перекальные лампы — сделалось еще более душно (я не сказал раньше о лампах потому, что они такая же принадлежность нашего зала заседаний, как, скажем, портреты на стенах: каждое заседание фиксируется телевидением на кинопленку для выпуска вечерних городских известий). Лампы стоят во всех четырех углах зала на длинных металлических стойках, четыре огнедышащие печки, заливающие мертвым светом зал. Невысокая пожилая женщина с лисьим лицом делает руками знаки осветителям, затем осторожно пробирается меж стульями, подняв над головой камеру для съемок. Вот она выбрала точку, подносит камеру к глазам.

Объектив нацелен прямо на меня. Я делаю умное лицо, беру карандаш и быстро пишу на листке, что в голову втемяшится. Камера стрекочет утробно, почти неслышно, потом дрябло щелкает. Лампы гаснут. Жаркие волны прячутся по углам.

Я расслабляю лицо, смотрю на свои каракули. На листке написано несколько раз: «четвертый пункт повестки дня, четвертый пункт, П. К. Рябинин…»

За моей спиной натужно дышит тучный гипертоник с мясистым багровым лицом — я его не знаю. Он долго и мучительно вбирает в себя воздух, словно у него там, внутри, газета шелестит, потом с шумом, боясь опоздать, выпускает воздух обратно. Такое дыхание бывает у людей, которые давно не ездили в Кисловодск. А может, он вообще плохо переносит жару? Так или иначе это шумное дыхание все время отвлекает мои мысли, и я никак не могу сосредоточиться, слиться с ходом заседания.

Ораторы на трибуне уже несколько раз менялись, а я еще не уяснил главного вопроса: почему надо экономить электрическую энергию? Ведь сколько ее выработали, столько ее и есть, тут, как сказал поэт, ни убавить, ни прибавить — сколько выработали, столько и надо израсходовать. Может, стоит задать подобный вопрос оратору? Нет, пожалуй, не стану, а то выставишь себя профаном, конфуза не оберешься.

— Я хочу доложить комитету, — говорит очередной оратор, — что у нас очень напряжен электробаланс в соседних системах. А между тем иногда происходят совершенно дикие вещи: на некоторых предприятиях ночью крутят моторы вхолостую, чтобы повысить косинус «фи» и не платить за него штраф им дешевле заплатить за электроэнергию. Включают на ночь пустые электропечки, ночное освещение — это выгоднее, чем платить штраф за низкий косинус «фи»…

Я встрепенулся: это что-то интересное, проблемное — как раз для протокола.

— Кто это говорит? — спрашиваю, наклоняясь к Нижегородову.

— Управляющий электротрестом.

Я оборачиваюсь. Мужчина, который натужно дышал за моей спиной, исчез. Это он стоит на трибуне.

— Вот бродяги, — продолжает Нижегородов, — на какие только хитрости не пускаются.

А гипертоник меж тем продолжает:

— Или взять такой вопрос. У нас есть план реализации электроэнергии. Если мы этот план не выполним, значит, нам не дадут премии. И наоборот если мы сэкономили электроэнергию, то наша контора горит, ибо план реализации не выполнен.