Книга Серая Женщина - Элизабет Гаскелл

Эстер, оставив сиротами целый выводок детей. Эстер искренне оплакивала утрату, а Найтен проявлял спокойное сочувствие, хотя, конечно, не мог не помнить, что Джек Роуз изрядно добавил горечи в его молодую жизнь. Он помог снарядить повозку для поездки в Лидс, постарался уладить все сложности, пришедшие Эстер на ум, когда все было готово к отправке, наполнил кошелек, чтобы жена смогла поддержать семью брата в первые дни, а когда повозка тронулась, побежал следом и закричал:

– Подожди, подожди! Эсти, если ты не против, если тебе это не слишком сложно, привези к нам одну из девчонок Джека, ради компании. Мы вполне можем позволить себе еще один рот, а говоря по-мужски, косички украсят наш дом.

Повозка отправилась в путь, и сердце Эстер наполнилось молчаливой благодарностью как к доброму мужу, так и к всемилостивому Богу.

Вот так и случилось, что маленькая Бесси Роуз поселилась на ферме Наб-Энд.

В данном случае добродетель получила достойное вознаграждение в явной и ощутимой форме, что, впрочем, не должно вводить читателей в заблуждение относительно естественного обычая природы. Бесси росла умной, любящей, активной девочкой и изо дня в день радовала дядю и тетю. Она настолько хорошо вписалась в жизнь семьи, что все даже сочли ее достойной единственного сына Бенджамина, которого считали совершенством. Нечасто случается, что у неприметных внешне родителей рождается ребенок необыкновенной красоты, но все-таки порой так бывает. Бенджамин Хантройд как раз стал таким редким исключением. Трудолюбивый, отмеченный печатью забот и тягот фермер-отец и матушка, которую даже в лучшие дни трудно было назвать красавицей, подарили миру мальчика, статью и красотой достойного стать сыном графа. Даже окрестные помещики, заезжавшие на ферму после охоты, сдерживали лошадей и заглядывались на открывавшего ворота подростка. Смущение было ему неведомо, поскольку он с рождения привык к восхищению окружающих и обожанию родителей. Что же касается Бесси Роуз, то Бенджамин овладел ее сердцем с первого взгляда. Взрослея, девочка лишь углублялась в чувстве, убеждая себя, что должна всей душой любить того, кого любили дядя и тетя. При каждом неосознанном проявлении девичьей любви к кузену родители с улыбкой переглядывались: все шло именно так, как они желали; незачем будет далеко ходить за женой для Бенджамина. Жизнь могла продолжаться так же замечательно, как текла сейчас. Найтен и Эстер ушли бы на покой, оставив хозяйство дорогим детям, а те, в свою очередь, привели бы в мир милых сердцу малышей, чтобы разделить и умножить любовь.

Однако Бенджамин воспринимал настроения в семье чрезвычайно прохладно. Он учился в соседнем городе – в грамматической дневной школе, находившейся в том состоянии глубокого забвения, в котором тридцать лет назад пребывало большинство подобных школ. Ни отец, ни мать не разбирались в образовании. Они точно знали одно (и этим руководствовался выбор школы): что никак не могут расстаться со своим сокровищем и отпустить его в закрытую школу; что учиться все-таки надо и что сын сквайра Полларда ходит в грамматическую школу в Хайминстере. Сын сквайра Полларда, как и сыновья других сквайров, был обречен доставить родителям немало переживаний. Если бы школа не оказалась абсолютно плохим образовательным учреждением, то простой фермер с женой раньше поняли бы ее несостоятельность, но здесь детей учили не только порокам, но и обману. Бенджамин по природе оказался слишком умен, чтобы оставаться болваном, иначе, если бы он выбрал такой путь, ничто в грамматической школе Хайминстера не смогло бы помешать ему добиться цели и стать первосортным болваном. Однако, судя по всему, юноша вырос умным и благовоспитанным. Когда он приезжал домой на выходные, отец и мать гордились его манерами, принимая их за доказательство образованности, хотя практический результат подобной учености заключался в выражении презрения к простой жизни и невежеству родителей. Когда в восемнадцать лет Бенджамин поступил учеником к юристу в Хайминстере, категорически отказавшись возиться в грязи – иными словами, подобно отцу, трудиться на ферме, – из всей семьи только Бесси Роуз не одобрила его решения. Четырнадцатилетняя девочка инстинктивно почувствовала неладное. Увы! Прошло еще два года, и шестнадцатилетняя девушка уже поклонялась тени кузена, не представляя, что такой красивый, обходительный молодой человек может поступать неправильно. Бенджамин быстро обнаружил, что лучший способ выудить у родителей деньги на любые прихоти – притвориться, что следует их простому плану и ухаживает за хорошенькой кузиной Бесси Роуз, к которой относился настолько хорошо, чтобы не страдать во время исполнения роли, но, едва расставшись, тут же о ней забывал. Обещания написать из Хайминстера и выполнить кое-какие поручения представали обременительными заботами. И даже рядом с Бесси Бенджамин часто раздражался, когда она спрашивала, как он проводит время в городе и с какими дамами общается.

Закончив обучение у юриста, Бенджамин Хантройд твердо вознамерился отправиться на год-другой в Лондон. Бедный фермер начал раскаиваться в своем намерении вырастить сына истинным джентльменом, но теперь уже было слишком поздно. Отец и мать это чувствовали и переживали, но хранили молчание, не возражая сыну, когда тот объявил о желании, но и не соглашаясь. Однако Бесси сквозь слезы заметила, что тем вечером дядя и тетя выглядели особенно усталыми и рука об руку сидели возле камина, неподвижно глядя в огонь, словно видели там картины жизни, о которой мечтали. После отъезда Бенджамина Бесси громче обычного гремела посудой, убирая со стола, как будто шум и суета могли сдержать ее слезы, а раз взглянув на Найтена и Эстер, больше не смотрела в их сторону, чтобы не расстроиться еще больше.

– Присядь, девочка, присядь, – наконец-то заговорил Найтен. – Поставь к огню скамеечку, и давай обсудим планы нашего паренька.

Бесси послушалась, села перед камином и закрыла лицо передником. Найтену осталось лишь гадать, которая из двух женщин заплачет первой, поэтому, чтобы хоть немного разрядить обстановку, он спросил:

– Тебе доводилось прежде слышать об этом безумном плане, Бесси?

– Нет, никогда! – Из-под фартука голос ее донесся глухо и сдавленно. Эстер почувствовала, что и вопрос и ответ прозвучали в обвинительном тоне, и не смогла стерпеть обиды: – Надо было думать, когда отдавали его в учение, потому что так должно было случиться. В Лондоне его ждут экзамены, проверки и не знаю, что еще. Его вины здесь нет.

– А кто говорит, что есть? – разгорячился Найтен. – Вот только нескольких недель хватило бы, чтобы справиться и стать таким же юристом, как все остальные. Так сказал старый Лоусон, когда я его спросил. Нет-нет! Только собственное желание заставляет парня остаться в Лондоне на год, не говоря уже о двух годах.

Найтен покачал головой.

– А если таково его