Книга Король утра, королева дня - Йен Макдональд

Налетчик – пришлось экстренно его прооперировать. Методика под названием «пинография» подразумевала прикрепление Саргоновой головы к шее с помощью булавки из бабушкиной корзинки для шитья. Позднее методику удалось усовершенствовать при помощи лазера – луча света, сфокусированного через ручную лупу и способного расплавить резину или пластик. Операцию пришлось отрабатывать на заключенных; Энья издавала вопли вместо страдальцев подопытных.

В те временные промежутки, когда Энья находилась далеко от белого баллибракского дома – в периоды от одного неназываемого до другого, – она продумала историю Каменной Садовии до мельчайших нюансов. Террористическая группировка, называющая себя «Партизаны Нинь-Няня», под руководством некоего Перси Перинова – ластика в виде антропоморфной груши, который Энье никогда не нравился, с пластилиновым дополнением в виде сомбреро и усиков – попыталась устроить в Каменной Садовии переворот. Лишь доблестное вмешательство раскрашенных в черное членов ОВБ, грозного и необычайно секретного Отдела внутренней безопасности, уберегло Саргона от судьбы, с которой не справилась бы и пинография, а благодарное население Каменной Садовии – от тирании организации, в партийном гимне которой имелась строчка «В конце концов нас ждет победа, ведь мы намного круче вас».

Промозглым октябрьским утром, когда в очередной раз случилось нечто неназываемое и крики этажом ниже наводили на мысли о кровавой схватке двух зверей, произошла битва за Каменную Садовию, в которой Энья партизанила за обе стороны (хотя Саргоновы войска ей нравились чуть больше), швыряя горящие спички. Официальная газета Каменной Садовии Die Draken («Драконы»: ластики соответствующего вида сформировали могущественный олигархат) подробно описала суд над Перси Периновым, его милой шляпой и усиками, не постеснявшись изложить детали последующей казни: Перинова запечатали в жестянке из-под мятных карамелек и расплавили насмерть при помощи газовой паяльной лампы покойного дедушки.

Игра становилась все более изощренной; впрочем, Энья могла бы сильно обидеться, назови кто-то при ней Незаконченную хронику игрой. Каменная Садовия была цельнее и реальнее, чем так называемая настоящая жизнь по ту сторону изгороди из бирючины и завесы из буков. Из своих йогуртовых стаканчиков и пентхаусов каменно-садовийцы отправлялись в путешествия на крышах игрушечных автомобильчиков, стремясь колонизировать другие бабушкины конструкции и трансформации и превратить разрозненные автономные провинции в империю Каменная Садовия. По мере того как империя строилась, Энья заметила, что характер провинций и колонистов, которые их заселили, отражает характер соответствующих садов. Жители бутылочного сада, поименованного ею Стекляндией, были склонны к философской интроспекции и обитали в старых пивных бокалах, лежащих на боку и наполовину зарытых в землю. Стекляндцы были честной, блаженной нацией, миролюбивой и не воинственной. Совсем иначе обстояли дела с обитателями волшебной яблони – Земли Трубчатых Колокольчиков, как ее назвала Энья. Их город был средоточием маленьких платформ и дощечек, вертолетов и парашютов. Трубо-колокольники были воинственным племенем, склонным к демонстрации своей доблести и громким крикам. Они оказались самой мятежной из каменно-садовийских провинций. В конце концов они столкнулись с овэбэшниками в черном, которые были готовы стрелять спичками из игрушечных гаубиц, и их ряды дрогнули, они бежали. Снаружи смелые, внутри трусливые. И все же, когда ручей, отмечавший дальнюю границу владений бабушки Макколл, вышел из берегов во время Великого наводнения 72-го, именно трубо-колокольники пришли на помощь пострадавшей Каменной Садовии, спикировав на вертолетах и реактивных ранцах из чернильных картриджей и резинок для волос, чтобы осуществить дерзкую эвакуацию каменно-садовийцев, обреченных на верную гибель в своих востребованных резиденциях, сооруженных из стаканчиков из-под йогурта.

– Кажется, Каменные сады сами нашептывают истории, – призналась она бабушке.

Была дождливая среда во время рождественских каникул, почти семилетний Юэн терзал пианино в трех комнатах от них. Бабушка Макколл с видом невозмутимым и почти блаженным сидела за рабочим столом над набросками обложки к Симфонии № 5 Сибелиуса. После жестких, грязных, красивых рисунков для коллекционного издания «Улисса» в кожаном переплете она прославилась как «анфан террибль» ирландской иллюстрации – один критик называл ее визуальную интерпретацию откровенного солилоквия Молли Блум [123] «жестокой, непристойной насмешкой над десятью веками книжной иллюстрации, начиная с Келлской книги и до наших дней», – хотя наибольшую известность бабушке принесла серия детских книг про мисс Минивер Маус, опубликованная под фамилией Френч. Когда пошли слухи, что Лорел Френч из детского отдела – это Джессика Макколл, которая нарисовала то самое, немало библиотек сняли истории про Минивер Маус со своих полок.

– Мне не нужно ничего придумывать, оно уже существует, где-то записано, а я просто разыгрываю сценки. Чушь какая-то, да?

Бабушка Джессика отвернулась от лужи света, которую проливала на стол для рисования латунная лампа с лебединой шеей, чтобы приготовить чаю с «венскими» печеньями на двоих.

– Как будто все, что может случиться, уже случилось, а все, что уже случилось, случилось лишь потому, что должно было случиться.

Почти двенадцатилетняя Энья потягивала чай, и ее пальцы были липкими от желтой помадки.

– Знаешь, что мне нравится? То, что я чувствую себя в безопасности. Под опекой. Как будто за мной наблюдает некто – он все понимает, одобряет и хотел бы присоединиться, но по какой-то причине не может.

Бабушка Джессика подошла к французскому окну, чтобы задернуть занавеску. Она ненадолго замерла, держась за шнур от шторы и рассматривая свой сад, в котором быстро угасал короткий декабрьский день.

– Я знаю, почему ты все это строишь. Потому что оно настоящее. Там воплощается то, что происходит в твоей голове. Так ты можешь всё увидеть.

Полуулыбка, манящий палец – бабушка подозвала Энью к окну. В сгущающихся тенях под деревьями замерли двое, сами почти тени: коротышка и долговязый. Словно два пугала на деревянном кресте. Энья поняла, что именно они следят за ней и хранят живую историю ее Каменной Садовии. Бабушка и внучка стояли за решетчатым окном и наблюдали, пока от земли не поднялась мгла и не укрыла две фигуры, растворив их в себе. Поразительное чувство прикосновения к самому краю чего-то мистического, огромного, нахлынуло из сада и захлестнуло дом.

– Кто они такие?

Она увидела на бабушкиных щеках слезы.

Империя Каменная Садовия, которая могла бы просуществовать тысячу лет, пополняя свою историю одним великим свершением за другим, погибла менее чем через неделю: ее уничтожило цунами полового созревания.

Сол высокий, но этого не видно, потому что он сидит. Сол сильный, но это понятно, лишь если увидеть его обнаженным. У Сола не лицо, а некая форма рельефа. У него длинные черные волосы с едва заметной проседью. Он зачесывает их назад и мажет гелем, а если не встречается с клиентами, заплетает в косичку. Сол – стряпчий, то есть представитель той юридической профессии, которая делает всю работу, но не может снискать