Книга Древо Иуды - Арчибальд Кронин

— Это была последняя новость.

Досадливо крякнув, он выключил радио и отправился наверх, напоминая себе, что нужно принять витамины.

Глава XVI

На следующее утро ровно в десять раздался звонок в дверь, и Артуро, с более загадочным выражением, чем обычно, провел мадам фон Альтисхофер в гостиную, где Мори сидел на диване перед открытой голландской горкой и задумчиво разглядывал коллекцию китайского фарфора.

Поздоровавшись с гостьей и попросив разрешения не вставать, он красноречиво махнул рукой.

— Роковая деспотия собственности. Все это придется упаковать. А ведь я приобретал каждую вещицу с большой радостью, сплошные подлинники, эпоха Канси, и никак не думал, что с ними в результате будет столько хлопот.

— Я все упакую, — спокойно ответила она. — Так что вам никаких хлопот не будет. Но для начала скажите, как ваша спина?

— Не хуже, надеюсь, хотя спал я плохо. А еще у меня появилась какая-то странная хромота.

— Хромота?

— На правую ногу.

— В таком случае вы должны немедленно этим заняться.

— Нет, — отмел он предложение. — Ничего серьезного. Потерплю еще денек — и все пройдет.

Развернувшись от горки, он поймал на себе ее взгляд, настолько встревоженный, что даже вздрогнул.

— Что-нибудь случилось, Фрида?

— Нет-нет, — быстро ответила она, вымученно улыбнувшись. — Я просто задумалась о вашем недомогании. Надеюсь, вы сумеете пойти на сегодняшний прием.

— Какой прием?

— Что значит «какой»? Естественно, у Леоноры.

— Впервые слышу.

— Уверена, что вы приглашены. Мы все идем, вся наша компания. Должно быть, произошла ошибка, что вас не поставили в известность. Значит, пойдете со мной, да?

Он прикусил губу, расстроившись, что о нем забыли в этот последний час, — видимо, для остальных он уже отрезанный ломоть.

— Я слишком занят. В любом случае прием с лекцией и был моей лебединой песней. Меня больше не интересует легкомысленная чепуха Леоноры.

— Мне очень жаль, мой друг. Я знаю, что для вас все здесь закончено и что вы должны войти в то общество, куда едете, если вообще возможно найти его среди тех… нецивилизованных людей.

— У меня будет Уилли и моя дорогая жена, — резко произнес он. — И моя работа будет заключаться в том, чтобы сделать людей цивилизованными.

— Ну конечно, вы будете очень счастливы, — согласилась она примирительным тоном. — И все же, трое — это так мало после того интересного общества, к которому вы привыкли. Но довольно, больше ни слова, у вас и без того хватает забот. Я должна закончить с книгами. В другой раз, скорее всего завтра, я займусь фарфором.

Что с ней такое, спросил он себя, когда она ушла в библиотеку. Вчера еще была такой веселой и оживленной, а сегодня ее желтые глаза затуманены едва скрытой меланхолией. Перемена в ее настроении и манерах была совершенно ему непонятна.

Приближался полдень, и Мори оторвался от стола, за которым занимался счетами, чтобы заглянуть в библиотеку — якобы интересуясь, как продвигается дело, но на самом деле из желания посмотреть, не улучшилось ли у нее настроение. Нет, не улучшилось, даже стало еще хуже.

— Вас что-то беспокоит, Фрида, — наконец не выдержал он, придя во второй раз.

Стоя на одном колене у нижней полки, она выпрямилась, но взгляд на него не подняла.

— Нет, ничего, ничего.

То, что она лукавит, было слишком очевидно. За обедом — она согласилась остаться и слегка перекусить, но исключительно, чтобы сэкономить время, — он попытался развеять мрак.

— Вы ничего не едите. Позвольте предложить вам салат?

— Нет, спасибо.

— Тогда еще кусочек заливного.

— Ничего не надо, прошу вас. У меня сегодня нет аппетита.

— Раз так, если вы больше ничего не хотите, давайте отдохнем на террасе. Солнце там хорошо припекает.

День выдался очень теплый, Вильгельм успел расчистить снег и выставить садовые стулья. Они уселись лицом к великолепной альпийской панораме.

— У вас здесь самый чудесный вид Швейцарии, — прошептала она. — Сможете любоваться им по крайней мере еще несколько дней.

Последовало молчание. Думая умилостивить ее, быть может, даже успокоить, он сказал:

— Надеюсь, вы понимаете, Фрида, что я всегда буду питать к вам высочайшее уважение.

— Вот как?

— Всегда. Кроме того, Фрида, я не принимаю вашу помощь как должное. Мне бы хотелось, чтобы вы выбрали из моей коллекции что-нибудь в качестве сувенира.

— Вы очень щедры, мой друг, но я не люблю сувениры. Они всегда навевают грусть.

— Но я настаиваю.

— Что ж, если мне предназначено грустить, то так тому и быть. Отдайте мне маленькое фото, что стоит справа на вашем письменном столе.

— Вы имеете в виду тот снимок, где мы с вами на горе Ризенберг?

— Точно так. Вот его я возьму на память.

— Моя дорогая Фрида, — улыбнулся он с упреком, — можно подумать, вы зачитываете некролог.

Она смерила его долгим грустным взглядом.

— Чему ж тут удивляться? — Она больше не сдерживалась: — Бог мой, как вы меня огорчаете. Не хотела я вам это показывать, но вы вскоре все равно узнаете.

Фрида открыла сумочку, вынула газетную вырезку и передала ему. Он увидел, что это статья из «Дейли эко» — газеты, которую она обычно не читала. Заголовок гласил: «Резня в Конго — пятьсот погибших». Он быстро пробежал глазами сообщение: «Вчера вечером в провинции Касаи, где последние несколько недель назревал конфликт, разразилась племенная война. Инакомыслящие аборигены балуба предприняли жестокое и ничем не спровоцированное нападение на деревню Тохиленг. Завязалась жестокая битва, в течение которой деревня переходила из рук в руки. В конце концов ее подожгли, и теперь там осталось лишь пепелище. По подсчетам, под обгоревшими пальмами и банановыми деревьями полегло пятьсот человек».

— Вот теперь вы знаете, куда едете, — сказала она.

Он поднял на нее взгляд и увидел, что она, по-прежнему не отрываясь, смотрит на него. Он ничуть не расстроился, только больше утвердился в своем решении.

— Фрида, — холодно произнес он, — я прекрасно сознаю, что последние два дня вы пытаетесь отговорить меня от поездки — несомненно, из лучших побуждений. Но мне кажется, вы не совсем понимаете, как глубока моя любовь. Я в курсе, насколько тяжелы там условия. Но я все равно поеду. Я бы поехал за Кэти на край земли.

Она сжала губы и вздохнула:

— Да, мой друг. Всегда так случается, когда пожилой мужчина одержим юной девой. И финал всегда трагичен. Я хорошо помню великий немецкий фильм «Голубой ангел».[71]