Книга Выбор Геродота - Сергей Сергеевич Суханов

почувствовал после этих слов. Тот обреченно кивнул, словно хотел сказать: "Не согласен, но подчиняюсь".

Филомела прицелилась. С хищной улыбкой процедила: "Посвящаю Кимону". Пущенный умелой рукой снаряд сбил птицу, которая с громким плеском упала в блюдо. Брызги разлетелись во все стороны, но гулякам было уже все равно.

Под одобрительные возгласы симпосиастов гетера раскланялась. Даже не пытаясь скрыть снисходительную мину. Вроде взрослые мужчины, а наивные как дети: коттаб — любимое развлечение подвыпивших посетителей диктериона, так что руку она набила.

Подхватив Филомелу на руки, Фидий закружился по саду.

— Не отдам! — рычал он, шутливо зарываясь лицом в ее волосы.

— Поставь, — тихо приказала гетера.

Скульптор подчинился.

Тогда она подошла к Кимону. Медленно стянула с шеи шарф… И вздрогнула, увидев его глаза. Стратег мрачно, плотно сжав губы, смотрел на золотую подвеску с головой Афины.

Над перистилем повисла мертвая тишина.

Схватив гетеру за руку, Кимон потащил ее в глубь сада. Филомеле было больно, но вырваться не получалось. Она лишь слабо пискнула, ударившись спиной о ствол дерева.

— Откуда это у тебя? — прорычал стратег.

Гетера вскинула руку к шее:

— Подвеска?

— Да!

— Посетитель подарил.

— Кто?

Филомела попыталась взять себя в руки.

Затараторила:

— Так это обычное дело, я все-таки хозяйка. Мне многие дарят драгоценности. Только от тебя…

Кимон не дал ей закончить.

Сильными пальцами — словно тисками — сжал горло:

— Говори — кто?

— Теофраст, — испуганно прохрипела гетера.

Кимон разомкнул пальцы. Филомела бросилась к дому. А он так и стоял, закипая яростью: "Киклоп!"

ГЛАВА 10

468 г. до н. э.

Спарта, Галикарнас, Афины

1

Павсаний любил бродить по рынку.

С довольным видом перебирал выложенные тушки птиц руками, придирчиво поворачивал дыни с боку на бок, принюхивался к рыбе. И капризно надувал губы, если продавец не хотел торговаться.

Ойкет уже еле тащил корзину, а он все никак не мог остановиться. На обед было куплено почти все, что понравилось регенту: свиная голова, тунец, ведро губанов, лук, чеснок, яблоки…

Ранние мегарские яблоки можно съесть на десерт. А можно нарезать дольками, высушить и сварить из них компот. Еще он с детства любил, когда яблоки запекали, заполнив вырезанную сердцевину медом.

Понтийского тунца нужно сначала выдержать в маринаде из оливкового масла, уксуса и лимонного сока. Но недолго — он и так нежный. Чтобы вырезка не испортилась на жаре, миску обкладывают снегом с гор.

С зайцем или дроздами мороки меньше: протыкай вертелом — и на очаг. Овощной салат кухарка настрогает, пока ты будешь мыться перед обедом. А если просто пожарить рыбу, то лучше всего подойдет косорот — просто тает во рту, а костей мало. Но губаны и окуни тоже хороши.

Вообще-то пополнением продуктовых запасов в доме Павсания занималась кухарка-мидянка. И готовила блюда по мидийским рецептам. Герой сражения при Платеях теперь любил все персидское. Но никогда не отказывал себе в удовольствии самостоятельно побродить по рынку.

Озарение снизошло на него при осаде кипрского Сапамина. Он вдруг понял, что Спарта упустила возможность, если бы заключила мир с Ксерксом, подчинить себе давнего соперника — Афины — и стать самым сильным государством ойкумены.

Себя наварх хотел бы видеть единовластным правителем Пелопоннеса, купающимся в лучах славы шахиншаха. После взятия Византия Павсаний окончательно превратился в персофила. А то, что это коробило ионийцев и островитян Эгеиды — да плевать он хотел.

Именно тогда он вступил в переговоры с Ксерксом, устроив побег из Византия для нескольких его родственников. Беглецы везли письмо, в котором Павсаний просил руку дочери владыки Азии, а взамен обещал ему покорность не только Спарты, но и всей Эллады.

Ксеркс отправил в Византий Артабаза, сатрапа фригийского Даскилия, чтобы тот передал Павсанию ответное письмо с пожеланиями успеха, а также обещанием денег и солдат.

Оба переговорщика прекрасно знали друг друга, хотя и заочно. Во время Платейской битвы Артабаз возглавлял байварабам, замыкавший персидский строй.

Артабаз не слишком торопился принять участие в сражении, а узнав о гибели Мардония, предусмотрительно повел свой отряд в обход Платей. Этот маневр помог Павсанию победить. Так что он оказался в какой-то степени должником перса.

Выслушав заверения сатрапа в искренней дружбе, наварх посчитал, что наконец-то звезда его славы засияет с новой силой. И перестал стесняться своих взглядов.

Теперь он закатывал пиры не хуже того, который по его требованию персидские повара приготовили в шатре убитого Мардония после сражения при Платеях.

Носить стал длинный халат с шароварами, на голову нахлобучил войлочный кулах. Андрон в его доме стал походить на сокровищницу Аполлона — ковры, золотая и серебряная утварь, шкуры барсов…

Сон наварха охраняли египетские наемники. Павсаний изменился до неузнаваемости. Будто он и не спартиат вовсе, воспитанный в суровости, дисциплине и железной закалке, а какой-то изнеженный троадский шахраб.

Все-таки ему пришлось пережить несколько неприятных моментов.

Сначала эфоры прислали наварху скиталу с требованием немедленно сдать все дела и прибыть в Спарту для судебного разбирательства. Павсаний подчинился. С собой он привез деньги, полученные от Артабаза, так что дело замяли. Но от командования объединенным флотом его отстранили.

Павсаний на этом не успокоился. Убедив эфоров и геронтов в искреннем стремлении помочь ионийцам в борьбе с персами, он сел в Арголиде на триеру, чтобы отплыть к Геллеспонту.

Но вместо Абидоса причалил к Византию, который так и не стал оплотом Афин на Херсонесе Фракийском. Артабаз встретил его с распростертыми объятиями.

Последующие семь лет регент провел в восточной роскоши, среди наложниц и красивых мальчиков. Он продолжал переписку с Ксерксом, со дня на день ожидая сватов от Мегабата.

Артабаз приезжал часто. Привозил новых рабов, проводил со спартиатом вечера в бане. Интересовался его связями в Афинах. Хвастался близостью к Ксерксу.

Однажды перс попросил завербовать кого-нибудь из высшего руководства Афин. От озвученной суммы вознаграждения у Павсания округлились глаза. Вскоре вопрос был решен.

Чтобы отвести от себя подозрения, он начал переписываться с Фемистоклом, который к тому времени уже осел в Магнесии-на-Меандре. Бывший афинский политик от соучастия в предательстве отказался, но его письма Павсаний сохранил.

И тут снова грянул гром: эфоры потребовали, чтобы он вернулся домой. Вскоре на горизонте показались паруса Кимона, присланного Народным собранием Афин для ареста подозреваемого в государственной измене регента Спарты.

Сумев сбежать, Павсаний обосновался в Троадских Колонах. Потом все-таки вернулся в Спарту, но угодил в тюрьму по обвинению в предательстве. Эфоры припомнили ему и своекорыстную надпись на треножнике в Дельфах, и подозрения в подстрекательстве илотов к восстанию.

В дело опять пошла персидская мзда. Надпись на