Книга Остановка в Венеции - Кэтрин Уокер

Снаружи по-прежнему сияло солнце. Я решила продолжить прогулку и снова свернула к воде. Передо мной простиралась пристань Дзаттере, почти пустынная — несколько человек потягивали кофе за уличными столиками, и чайки с воплями кружили над водой, высматривая угощение. И тогда я ее увидела — на фасаде церкви, как ни странно, — bocca di leone, львиную пасть, первую за все время здесь. Грозные сборщики доносов, в зависимости от расположения они были призваны принимать жалобы о разных непорядках — от неурочного вывоза мусора до государственной измены. Что предполагалось класть в этот? Хотя мне он в любом случае подойдет.

Я выдернула страницу из своей красной записной книжки и уселась за столик с чашкой кофе. Закурив последнюю сигарету, я рассеянно кидала куски хлеба вопящим чайкам. В голове калейдоскопом сменялись формулировки, от возмущенной до извиняющейся. В кои-то веки придется выразить собственные чувства. Годами все мои чувства были сосредоточены на нем, я сопереживала, принимала их близко к сердцу, его сомнения, его обиды, оправдывала его с пеной у рта. Я знала, что этого от меня ждут, что за это он меня полюбит. Постепенно я начала замечать, что радости и победы он приберегает для себя, не спеша ими делиться. Я стала чем-то вроде отстойника для его невзгод, вместо Нел превращаясь в акти-Энтони. Услужливая, готовая, обезоруженная. Прямая противоположность Кларе. Может, в этом секрет? То, чего я никогда не понимала? Получив подданство и поклявшись умереть за ту страну, карты которой даже в глаза не видела, я в итоге оказалась совсем не бойцом — скорее государственным банком или bocca di leone, склепом, куда Энтони мог сваливать все нелицеприятное. Такой была наша близость. Он сиял, а я тускнела, хирела, и со мной становилось тяжело.

Здесь, у сверкающей воды, под чаячьи крики ко мне постепенно приходило осознание, насколько все на самом деле просто. Зачем делать так? Почему не сделать иначе? Совсем не обязательно таскаться за ним, нагрузившись обидами, словно шерп-носильщик, погрязнув в одиночестве и разочарованиях. Можно ведь отделиться и стать кем-то другим. Неужели все настолько просто? Слезть с галеры, и пусть она плывет себе дальше или тонет. Мы строим мир на соприкосновении и не представляем себе, что с ним станется потом. Начинается-то все всегда с любви. Любовь и неизвестность. Люси вот ожидала увидеть в дневнике предательство. Какую цену пришлось ей заплатить за собственное предательство — при всей ее красоте, доброте и чуткости? Я не хочу прожить жизнь в ожидании ножа в спину. Пусть я буду без средств в незнакомом новом месте, но я хотя бы буду где-то. Оно будет моим, и у меня будет жизнь, готовая принять все, что ей выпадет. Еще успею побыть призраком, когда-нибудь потом. А сейчас — просто кощунство жить такой жизнью.

Мне вдруг представилось лицо Энтони из далекого прошлого, когда-то любимое, лицо со старой фотографии. Он меня услышал? Я его вызвала? Может, наши желания совпали? Когда-то так оно и казалось. Было время, когда я все бы отдала за совместную жизнь с ним, а теперь даже представить его не могу старающимся, прилагающим усилия, другом, партнером. «Я озяб, и на сердце тоска…»[38]Но может, и у него были надежды. Я не удосужилась спросить. Если да, то удачи ему. Искренне желаю ему удачи. Почему бы нет? Всем удачи.

Но мы ведь женаты. Этого одним махом не изменишь. Брак для Энтони что-то вроде налогов, которые надо платить, — мучение, обуза и докука. И так будет всегда, брак не для него. Зря он, наверное, вообще туда полез. Но кто же знал? Он не верит в перемены, а вот я верю. Я всегда буду любить то, чем мы когда-то были, но я никогда не стану его жемчужиной, его благословением, его даром. А могло бы быть прекрасно. И может быть прекрасно. Что ж, саго, я сделала все возможное, я все отдала. Теперь пусть расцветает тысяча цветов. Я потушила сигарету.

«Энтони Кассой мог бы больше стараться. Как, наверное, и все мы. Его бывшая жена Корнелия желает ему всех благ и надеется, что он научится внимательности. На возмещение ущерба не претендую».

Я допила кофе, вытерла слезы, оставила деньги по счету без сдачи и дошла до скалящегося сборщика. «Лети, книжица…» Сложив листок пополам, я бросила его в ухмыляющуюся пасть. А потом отправилась в долгий обратный путь под сияющим небом Венеции.

Глава девятая

— Люси, это же почти преступление…

— Почему? С каких пор людям запрещено иметь потрясающие шедевры в частной коллекции? И вообще, он принадлежит нам. Полиция от искусства не нагрянет сюда, чтобы арестовать нас. О его существовании никто даже не подозревает.

— А кольцо Клары?

— Она бы предпочла оставить его в семье, я уверена, — не сдавалась Люси.

Мы сидели у нее в комнате, дожидаясь прибытия гостей на мой прощальный ужин — не прощальный, а так, предотъездный.

— Подозреваю, Люси, что мы с Кларой были вашими дочерьми. И когда-то где-то жили вместе. В Китае, наверное, или в Индии.

— Тут определенно действует какое-то — как бы это сказать — притяжение, некая сила, тянущая всех сюда, даже великого Джорджоне. Мы должны быть благодарны и не задавать лишних вопросов. Все дело в этом доме! Альвизе им пренебрегал, считал объедками с барского стола, а он в итоге оказался настоящим кладезем… Я ведь столько лет куковала тут одна, с Аннунциатой и моей любимой собакой Беллой, а потом с красавцем Лео. Мне вполне хватало работы и царящего тут покоя, я понятия не имела, как может быть по-другому. А потом начала осыпаться штукатурка с Клариной стены, возник Маттео, затем ты, и Лидия, и Рональд. И теперь я уже избаловалась. Ты для меня настоящий подарок, Нел. За этот короткий срок ты стала мне самой настоящей дочерью, а я даже не догадывалась, как она мне нужна. И вдруг такая замечательная! Напоследок, можно сказать!

— Вы не жалеете, что у вас не было детей?

— Знаешь, я как-то о них не думала. А теперь интересно, как бы могло сложиться. Все то, о чем я старалась не задумываться, я могла бы полюбить. Наверное, Альвизе и война меня слегка напугали. Наверное, мне не хватало Фортеццы. Мне всегда казалось, что бывают матери и дочери, а я вот такая вечная дочь. Или что-то вроде монахини. А теперь вижу, что и дети были бы неплохи. Как знать, что открыла бы нам жизнь, повернись она по-другому? Но с другой стороны, взгляни, какое богатство мы обрели! Я безмерно благодарна уже за то, что мне довелось дожить до этого дня. Очень загадочно. Но я не хочу тебя пугать, милая, пусть у тебя будет все, чего ты желаешь, все, что сделает тебя счастливой. Будь храброй по мере своих сил. Не стесняйся мечтать. Так матери напутствуют?

— Не моя.

— Моя тоже нет. А я вот скажу. И помни, как бы ни сложились наши отношения, тебя тут любят и всегда ждут, пока дни мои не сочтены.

Я не нашла в себе сил ответить.

— Да, и еще кое-что, — промокая глаза, сказала Люси. — Вдруг тебя заинтересует. Мне кажется, было бы неплохо издать историю этого дома. Если бы старая графиня узнала про наши открытия, она бы со мной согласилась. Это будет дань уважения имени да Изола, которое так много для нее значило. — Люси рассмеялась. — Надо же, как иногда накатывает всепрощение, щедрость на излете, так сказать. В общем, если тебя заинтересует, я сделаю в фонде заявку на грант — очень приличный грант. Получится неплохая подготовка к твоей работе над Кларой.