Книга Дамир. Любой ценой - Юлия Бонд

У меня случается истерика.

Да, оказывается, так иногда бывает. Ты долго чего-то ждёшь. В предвкушении боишься, а когда оно происходит, то платину прорывает. Эмоции накрывают с головой, и ты становишься неуправляемым, чокнутым, психопатом.

– Динка, – он смиренно терпит череду ударов, а затем, когда я выбиваюсь из сил, перехватывает мои руки. Крепко сжимает и сгребает в охапку дрожащее тело. – Всё хорошо. Всё пройдёт. Ты услышала меня – это самое главное.

Я скулю, как раненая собака. Зарываюсь лицом в вороте мужской рубашки и просто вою, кусая губы до крови.

Внутри слишком много боли. Она съедает всю меня.

Теряю грань реальности. Прошлое. Настоящее. Ничего нет. Сейчас есть только я и он – мужчина, который дал жизнь нашему сыну, но отобрал мою!

Время против нас. Не изменить. Не исправить. Не повторить и не скрыть...

Обнимает. Сжимает крепко-крепко. Не отпускает, а я не вырываюсь. Это выше меня. Выше моих сил, человеческих возможностей.

Дина сломалась. Механизм испорчен. Болтики, винтики – разлетелось всё. Как теперь починить? Как собрать себя по крупицам?

В его объятиях я трепещу будто маленькая птичка, угодившая в клетку. Сердце колотится быстро-быстро. Меня несёт в прошлое. Скорость слишком высокая.

Как не разбиться?

– Я ненавижу тебя, – срывается с моих губ.

– Знаю.

– Пожалуйста, не ломай мне жизнь. Опять.

– Не буду, – соглашается. Запускает ладонь в мои волосы на затылке и пропускает между пальцев длинные локоны. – Динка, мне тоже очень хуёво. Правда.

Продолжаю глотать слёзы, понимая, что после такого плача распухнет нос, лицо покроется красными пятнами, макияж испортится и я перестану быть прежней Диной.

– Как ты живёшь? Как Санька? – на имени сына у него дрожит голос. – Вы счастливы, а? Никто не обижает?

– Нет, – качаю головой.

– Я не хотел, чтобы всё закончилось вот так...

– Не надо. Не вспоминай.

Я отстраняюсь. Дамир ослабляет тиски пальцев, но разжимать кольцо рук не спешит. Так и стоим, замерев в дурацкой позе. Смотрим друг на друга. Молчим.

«Я люблю тебя», – говорит его взгляд.

«Забудь», – отвечаю без слов.

«Не получится», – ухмыляется.

«Дурак», – вымученно улыбаюсь.

В сумке звонит телефон. Я даже не сразу соображаю, что звонит он настойчиво и не один раз.

– Отвечай, – Дамир кивает на телефон, а я смотрю на экран и понимаю, что сейчас не в состоянии говорить с мужем.

Я приказываю себе не творить глупостей. Заставляю саму себя взять в руки, сделать глубокий вдох и успокоиться.

Это всего лишь нервы. Чертовые заскоки в моей психики.

Я же не такая. Не дура. Не истеричка. А перед ним разрыдалась, набросилась с кулаками. Слетела с катушек.

– Я пойду, – отстраняюсь от Дамира. Поворачиваюсь к нему спиной, тянусь к дверной ручке. Оборачиваюсь, – нам лучше держаться друг от друга подальше.

Он качает головой.

Не согласен?

Да и пофиг! Если думает, что каждый раз сможет выводить меня на подобные эмоции, то глубоко заблуждается. Просто я давно не плакала, давно не видела его...

Я ухожу, оставив Дамира на балконе одного.

Ноги ватные, сердце бешеное, душа разбитая. Уже не плачу, но в груди по-прежнему болит. На балконе было достаточно темно. Шагаева я толком не видела. Так... силуэт, ухмылку, знакомый профиль. Но я чувствовала, слышала голос и дышала его запахом.

Чтоб он всё провалилось!

Не хочу этих мурашек, дрожащих рук и подгибающихся коленей.

Я бреду по коридору и мысленно молюсь богу, чтобы сейчас мне никто не встретился, особенно – Давид. Если он увидит меня в подобном состоянии, то сразу всё поймёт. А что последует потом – даже не хочу представлять.

Нет. Не увидит.

Захожу в уборную и захлопываю за собой дверь за замок. Подхожу к раковине. Открываю кран и умываюсь холодной водой. Поднимаю голову вверх, всматриваясь в своё зеркальное отражение. Вокруг глаз черные следы от туши, нос распух, лицо покрылось красными пятнами.

Сглатываю противный ком, вздыхаю.

Ну вот и всё...

Моей спокойной и привычной жизни пришёл конец.

Думала ли я, что когда-нибудь мы снова встретимся?

Конечно! Каждый день представляла, как при неожиданной встрече покажу своё равнодушие, а потом широко улыбнусь и скажу: «Простите, а мы знакомы?». Но не смогла. Меня порвало на лоскутки, вывело из равновесия его присутствие, а когда он до меня дотронулся – свихнулась окончательно.

Я провожу в уборной не меньше десяти минут прежде, чем решаюсь покинуть своё временное убежище.

На лице ни грамма косметики, зато исчезли красные пятна, а нос стал привычной формы.

Заметит ли муж, что со мной что-то не так? Не знаю, но очень хочется верить, что нет. В конце концов мне могло стать плохо – съела не то, выпила лишнее. Обойдется, наверное.

Я выхожу из уборной и утыкаюсь в мужскую грудь. Возможно, в сию секунду я растеклась бы лужицей у этой пары шикарных туфель из черной кожи, но заботливые руки мужа вовремя обнимают за талию.

Давид немного отстраняется. Отводит в сторону волосы, пристально смотрит. Я не могу спокойно дышать, не могу поднять лицо вверх и сделать вид, что всё хорошо.

– Что случилось, ангелочек? – его голос тревожный, а дыхание громкое. – Тебе плохо?

Пожимаю плечами. Закусываю губу и, шмыгнув носом, льну к широкой груди. Зарываюсь лицом в его офигенно пахнущую рубашку и приказываю себе стереть из памяти запах другого мужика – чужого мужа, не моего!

– Поехали домой, – произношу уставшим голосом.

– Хорошо. Только попрощаемся с моим отцом и сестрой, ладно?

Киваю головой, будто он может видеть. Не важно. Сейчас я – не я. Мне нужно немного времени, чтобы успокоиться и заштопать в сердце старые раны, которые неожиданно «закровоточили» этим вечером.

– Дин, ты плачешь?

– Нет. Просто в глаза попало мыло, когда умывалась. Щиплет.

– Что? Умывалась?

– Съела что-то не то и меня вырвало.

Давид отстраняется. Обхватывает моё лицо ладонями, гладит пальцами впадинки на щеках, улыбается.

– Проблема только в этом? – тон игривый, вопрос неоднозначный.

– Только. Я не беременная, – сразу заявляю, чтобы муж не рисовал себе каких-либо мультиков.

Он вздыхает. Становится грустным, будто секунду назад ему сообщили вселенскую трагедию.