Книга Залес. Противостояние - Салли Эверс

— Там в городе, — неуверенно подал голос Вулхи, когда мы остались одни, — в общем, мне так жаль.

Я не поняла, что он имеет в виду, поэтому решила промолчать, по Вулхи всегда видно, когда его не нужно перебивать. Он краснеет, ноздри раздуваются, глаза прищурены. Так он думает. И очень усиленно, кстати.

— Нужно было прийти, спросить, как ты устроилась, как живется, может нужно что. И не разнимать вас с Кхевреном тогда, а наподдать этому засранцу. Девушек все-таки нельзя обижать и уж тем более бить. Я все делал не так. Верил этим чертовым слухам про тебя, сторонился, грубил.

Для меня его прерывистая речь стала настоящим откровением. Вулхи не решился сказать, какие слухи в Хорте обо мне ходили, но оказалось, что моя песня новобранцам отрезвила и его. Он не жалеет ни о чем, что произошло после этой песни. Именно тогда мой бедный друг понял, что ошибался. В чем, я до сих пор не знаю, он отказался говорить.

Но теперь я смотрю на него иначе, он больше не зажиточный сын лесника и даже не тот гигант, что поднял нас с Кхевреном за шиворот и растащил друг от друга.

Он Вулхи, мой друг и напарник, моя опора в этой новой странной жизни. Вулхи, позволяющий подворовывать его порцию ценной еды и Вулхи, каждую ночь перед сном разрешающий обнять его и долго-долго не отпускать, пытаясь поверить в то, что мы в безопасности.

Иногда он случайно называет меня сестрой, после осекается и краснеет.

Выслушав его тихую исповедь, я крепко сжала его руку и улыбнулась.

— Робин заботился обо мне, а в тот раз, когда ты оттащил меня от Кхеврена, ты возможно, спас меня.

Я показала ему шрам на ключице, отодвинув ворот.

— У Кхеврена был нож, кто знает, что было бы, если б ты не вмешался.

Как я уже сказала, ложь стала даваться охотно и легко. Мне ничего не стоило потешить Вулхи ложью о спасении. На самом же деле, едва ли тощий щенок мог бы причинить мне серьезный вред. В тот момент, когда Вулхи подхватил нас за шиворот, я уже успела отнять у Кхеврена нож и думала, куда б его засунуть. Варианта было два: глаз или задница.

Да уж, если бы все мужчины ровнялись на Вулхи, то леди Эванлин была бы жива. Как-то раз, допивая остатки дешевого алкоголя, раздобытого мужчинами пока я лежала без сознания, мы все трое разговорились. И я рассказала о Хеуде, не всё, конечно, но многое. О нашей драке, о времени, проведенном в его доме, о находках, которые потом пропали, когда меня выпустили из тюрьмы.

«Ты в самом деле избила его?», — засмеялся Вулхи. В городе ходил слушок, что со Знатным приключилась беда, но никто не обличал имя этой самой беды.

— Ну и дрянь, — проворчал Вулхи, брезгливо морщась.

От забора остался скелет с очертаниями былой красоты, трава оказалась нам по колено и неприятно щипала кожу при каждом прикосновении. Сам дом вблизи оказался еще хуже, чем я предполагала. Облицовка не просто истрепалась от времени, в некоторых местах на фасаде оголился красный, местами почерневший, кирпич, словно гниющая рана. Окна выбиты, где-то забиты досками, рамы тоже черные.

Вулхи осторожно толкнул скрипучую дверь в сторону и просунул голову внутрь, опасаясь зайти целиком. Передо мной он выставил руку, чтобы не совалась за ним. Еще чего. Я толкнула его в плечо и протиснулась мимо, случайно проведя раскрытой ладонью по его удивленной физиономии.

Комната внутри оказалась тесной, особенно для троих. Всего одна комнатушка, соединенная с крохотной кухней и отхожим местом, прикрытым рваной занавеской. Не богато.

У одной стены стояла широкая кровать, все еще застеленная, будто ждет своего хозяина со дня на день. На белье скопилось такое количество пыли, что и цвет то вылинявшего одеяла разобрать стало непростой задачей.

Позади себя я услышала топот копыт и резко обернулась, метнув в друга злобный взгляд. Ну не умеет он при всем желании носить свое массивное тело тихо. Вулхи цыкнул и побрел на кухню, открывая ящики. Неужели он надеялся на что-то съедобное? Судя по пыли и грязи, людей здесь не было пару лет точно.

На подушке меня привлекло темное пятно, я нагнулась, чтобы лучше рассмотреть, несмотря на утро, в доме из-за забитых окон царил полумрак.

Еще не до конца сообразив, что к чему, я схватила подушку и перевернула ее. Увидь Вулхи кровь, обязательно устроит истерику и нам снова придется ночевать на улице.

Вот и вся я в одном этом действии. Да, я готова врать друзьям так же, как мне врали, готова притворяться, будто они всё делают правильно, мол, мы обязательно спасемся. Если возникнет необходимость, могу и полапать себя позволить, как было с Хеудом.

Единственное, что я поняла за наше недолгое путешествие, люди — подлые существа, но я… Еще хуже. Быть может — это то самое отличие за что, Хеуд и Дамир называли меня презрительным словом «существо», а может они сами не представляли, что я такое.

Если надо врать, что ж, не проблема. Убить? Мне очень жаль, что, когда умирал Хеуд, мне не удалось вернуть ему поцелуй, такой же омерзительный и бесчувственный, как к нему в целом, так и к его быстрому концу. Собственно, нет ничего проще, чем отнять чью-то жизнь. Вот какая я на самом деле. Эта жестокая правда открывалась мне постепенно. Но что скажут Вулхи и Мардар, когда узнают? Возненавидят меня? Прогонят?

Да, я бы тоже возненавидела Мардара за его вранье, если бы у меня был выбор. Но его нет. Ни у кого из нас нет ни малейшего выбора.

Вулхи громко шаркнул ногой и отогнал мои мысли, пришлось распрямиться и натянуто улыбнуться.

— Мрак, — улыбчиво протянула я, прохаживаясь вдоль комнаты, и Вулхи кивнул в ответ.

Около окна стол, почти ровный круг, обеденный. В моей хижине был похожий. Я много раз представляла, как за таким столом обедает семья.

Три стула вокруг стола, с резными спинками, явно сделанные отцом семейства, с любовью и трепетом. Красиво. Я провожу рукой по искусным узорам, собирая подушечками пальцев слой пыли. Черной, а не серой, как обычно. Ну… Об этом мало кто задумывается, но если вы протрете пыль в месте, где ее давно не убирали, то она будет темно-серой, как клубок кошачьей шерсти. А эта — черная.

Я потерла комок скатанной пыли между пальцев и почти не удивилась, увидев черные крошки, отделившиеся от самой грязи.

— Вулхи, — прошептала я, уже без улыбки. Мой голос выдал волнение, я не успела его скрыть и зашагала прочь к выходу, обошла дом, почти бегом.

Увиденное заставило меня надолго задуматься. Вулхи вроде бы тряс меня за плечи, просил не смотреть, даже силой пытался отвернуть мое лицо от печального зрелища. Но я продолжала смотреть, заставляя себя запомнить.

Позади дома оказался сад, точнее нечто, что когда-то было садом. Небольшой участок земли, обнесенный низким забором. К стене дома приставлена лавка в стиле тех же стульев, с такой же резной спинкой. В некоторых местах еще видны следы былой роскоши — клумбы, ныне поросшие сорняками. А земля в самом центре выжжена, черна и мертва, как и сердца тех, кто это сделал.