Книга Чёрная осень - Галина Гончарова

С лесником поговорить. Савватей - мужик справный, не откажет старой знакомой в ма-аленькой просьбе.

Женщина кивнула своим мыслям - и направилась в кабинет мужа. Там она недрогнувшей рукой открыла сейф, вытащила оттуда пачку купюр, и снова закрыла железный ящик. Скажет мужу, что потерял по пьяни. Или потратил куда, он и не вспомнит.

А потом накинула плащ, надела капор - и, не привлекая к себе внимания, выскользнула из дома через заднюю дверь, которой обычно пользовались слуги. Ее путь лежал аж за десять с лишним километров...

Лошадь?

Верхом Наденька ездить не любила, а с тех пор, как вес ее перевалил за девяносто килограммов, так и не хотела. Поди, взгромоздись! И то сказать - животное!

Чего ему там в голову стрельнет! Понесет еще, в канаву свалит...

Нет, лошадей Наденька не любила.

Заложить коляску?

Тоже не стоит. Не то место, куда можно открыто съездить, ой, не то...

Вот и пришлось женщине топать по дороге, пыхтеть, хорошо хоть дорога через перелесок шла, деревья тень давали, да и народу - никого. И то дело...

И все же к деревне она вышла изрядно запыхавшись.

Торы не потеют?

С нее попросту лило, платье было, хоть выжимай... ничего, переможется. Лишь бы человек, который ей надобен, дома оказался. Лишь бы повезло...

Вот и дом на отшибе. Крепкий, надежный, не соломой крытый - железом. Дорого, да деньги у хозяина есть. Надежда толкнула калитку, вошла во двор и махнула рукой дернувшемуся к ней мальчишке.

- Отец дома?

- Дома, тора Надежда...

Женщина почувствовала, как ослабели колени, как закружилась напеченная солнцем голова...

Дома!

Дошла!!!

Она справилась с собой - и шагнула к крыльцу.

- Тора? - на пороге стоял Савватей. Один из самых крепких хозяев в деревне. А еще - лесовик. И, хоть о том никто и не знал, отец Ильи.

***

Давно уж было это, уж и забылось почти, а стоит глаза в глаза друг другу поглядеть - и все опять вспыхивает.

И ночи помнятся, жаркие, сладкие, и шепот огненный, и объятия... ежели б не Саввушка, так бы и померла, не зная, что за счастье познать можно. Так было...

Красавицей Наденька никогда не была. А как сговорили ее за Ивана, вообще затосковала. Не то беда, что муж неказист, с лица воду не пить. А вот что дурак дураком....

Ох, как же ей тогда плохо было! Как тошно, как грустно! Хоть ты стой и волком вой... да кто ж услышит?

Мать клевала - и так, мол, не красавица, помрешь в девках, радуйся, дура!

Отец пилил - Иван-то дурак, да родня у него дельная, пропасть не даст. Проживете всю жизнь, как за каменной стеной.

А Наденьке так и слышалось - в тюрьме.

На каторге, с кандалами и ядром.

Но в свой срок состоялась и свадьба. Иван на свадьбу напился так, что супружеский долг невесте только через два дня отдал. А в ту ночь заблевал всю спальню, словно у него поршень внутри работал... с-скотина!

Любовь?

И любви там не было, и уважения не осталось. И махнула Наденька рукой.

Стала жить, как с чужим человеком. А что его? Было б свое, родное, можно было б и пожалеть, и поддержать, и помочь. А это - чужой. Слова мы все произнесем, которые надо, а делать...

Перебьется!

Иришка родилась через год после свадьбы.

Ванька орал, что ему девки не нужны, сыновей подавай! Но к жене раньше времени не лез - расползлась она после родов, раскислась. Да и плохо было... горячка, лихорадка... чего с ней только не было. Молока - и того не было.

Пришлось кормилицу из деревни брать, а ей как раз и оказалась сестрица Саввы. У нее тогда свой сынок родился, ну и барскую дочь ей на руки отдали. Та двоих и выкармливала.

Брат к сестре забегал, Надюшка - к дочери... слово за слово, взглядом по человеку...

Так оно и срослось.

Уж сколько там было от любви, а сколько от выгоды, Наденька и по сей день не знала. Но отблагодарила.

Денег дала, хозяйство завести помогла, еще Саввушкин отец крепко на ноги встал, а уж сам Саввушка...

И брата его в лесничие пристроила, и сам Саввушка не бедствовал... конечно, женился он потом. Ну так то - потом! А тогда ее времечко было!

Завертело-закрутило, запуржило-завьюжило... Вот от той страсти и понесла Надюшка - Илюшку. Сын был - копия отца! Настоящего!

Года три у них крутилось, потом уж на нет сошло, Саввушка женился, Наденька помогала ему по старой памяти, сына растила, дочь... сын в отца и удался. Что внешностью, что крестьянской сметкой, что удалью молодецкой!

А муж?

Муж так ничего за эти годы и не понял. И смотрелся рядом с Илюшкой, что такса рядом с аргамаком, но доволен был по уши. Молодца родила! Красавца!

Годы шли, дети росли, уж и любовь забылась, как и не было, а вот пришел край - и не к кому было кинуться, кроме Саввушки.

- Гроза идет, Савва. Страшная гроза, темная...

Савватей внимательно слушал любовницу.

Да, любви с его стороны не было. Никогда. А вот сострадание...

Ваньку Алексеева, иначе как обмылком сопливым по округе никто не называл. Крестьяне - и те... Пори, не пори, ори, не ори... а только все одно - обмылок! И жене его Савва сочувствовал искренне. Особенно когда обмылок принимался по пьяни орать, что сама дура бесполезная, и девку-дуру родила...

Вот и поспособствовал маленько...

А пока близок с торой был, понял, что женщина она неглупая, серьезная, по пустякам к панике не склонная, а придурь... так с придурком жить - и не так одуреешь! Всякое бывает, а только с кем поведешься, от того и наберешься!

Жена Савватея - та догадывалась. Но поскольку баба умная (по себе брал) то и не лезла она. Ни в дом, ни в разговор, ни в мужнины тайны. Оно иногда полезнее будет.

Савва слушал.

А потом кивнул, соглашаясь.

- Сделаю, тора.

- Сделай, Саввушка. Сделай... Илюшкин то сынок. Кровь родная...

Савва кивнул.

Илью он любил, хоть и был с ним нечасто. Но научить барчука ловить рыбу, показать ему лес, посадить на коня...

Уж как Наденьке пришлось расстараться, чтобы отец и сын хоть немного вместе побыли, про то только она и знала. А чтобы никто не заподозрил?

Шепотков - и тех не было! Каково с этим в деревне справиться, в глуши... кому сказать - не поверите! А она, вот, превозмогла. Никто и не догадался...

Сейчас же...

Мало ли что?