Книга Пион не выходит на связь - Александр Аввакумов

«Надо же, – подумал он, – я таких денег в жизни не видел. Неужели все эти деньги предназначены мне?» В свертке он обнаружил записку, в которой ему сообщались место и время встречи с резидентом гитлеровской разведки в Казани.

«Может, плюнуть на все и смотаться куда-нибудь на север? – подумал он, пряча деньги в тайник. – Нет, рисковать не стоит. Они все знают обо мне, ведь там, в плену, я ничего не скрывал от немцев. Стоит им засветить меня, и НКВД в момент разыщет, где бы я, не находился».

Спрятав деньги, он решил навестить жену Александра Тарасова и передать от него привет. Доковыляв до ее дома, он поднялся на второй этаж и остановился у двери квартиры.

«Что я ей скажу? – подумал он. – Да ладно, придумаю что-нибудь». Он постучал в дверь и стал ждать, когда ему откроют. Наконец дверь приоткрылась, и он увидел женщину лет тридцати. У нее была смугловатая кожа и большие глаза.

– Вы к кому? – спросила она.

– Я к Тарасовым. Вот зашел передать привет от Александра. А вы случайно не Надежда?

– Проходите, не стесняйтесь. Я сейчас мигом, – произнесла она и скрылась в одной из комнат.

Павел вошел в квартиру и в нерешительности остановился у порога. В этот момент к нему устремились трое детей. В отличие от матери, они были светловолосыми.

– Дядя, проходите, – произнес старший из них и, схватив его за руку, потащил в комнату.

В этот момент из комнаты вышла Надежда. Только сейчас Романов смог оценить красоту этой женщины. У нее была высокая красивая грудь, стройная, как у девушки, фигура. Но больше всего поразили волосы. Они были черными, как смоль, и необычно густыми и волнистыми. Ее коса толщиной в мужскую руку достигала колен. Она была так рада этому посещению, что от растерянности и радости, охвативших ее, не знала, куда посадить столь дорогого гостя. Она металась из угла в угол, доставая последние припасы, которые хранила для детей, и все это она выставляла на стол.

– Надя! Не нужно. Я сыт, оставьте детям, – повторял Павел, когда она проходила мимо него.

Наконец она накрыла на стол и села напротив него, ожидая рассказа о муже. Он не стал врать и все рассказал, как они познакомились в теплушке, как воевали, как прорывались из окружения. Неожиданно он замолчал. Она, словно почувствовав неладное, вдруг заволновалась.

– Ты почему замолчал, Павел? Что случилось с Александром?

Романов достал из кармана шинели кисет и скрутил цигарку. Прикурив, он выпустил клуб синего дыма и посмотрел на хозяйку.

– А вот что произошло с ним дальше, я не знаю. Мы оказались в фильтрационном лагере НКВД. Это специальный лагерь, в котором осуществляется проверка всех красноармейцев, которые вышли из окружения. Меня, как раненого, отправили в госпиталь. Больше я его не видел.

Он сделал еще одну затяжку и посмотрел на Надежду.

– Ты что молчишь, Павел? Что с ним? – чуть ли не закричала она, схватив его за лацканы шинели. – Говори!!!

Она опустила руки и обреченно села на стул.

– Насколько я знаю, его арестовали сотрудники НКВД…

– За что? – еле слышно спросила она.

– Не знаю. Может, что-то сказал не так, или что-то сделал не совсем правильно. Я же вам уже сказал, меня отправили в госпиталь…

Перед ее глазами медленно поплыла комната. Чтобы не упасть со стула, она ухватилась за угол стола. Это известие потрясло ее. Надежда хорошо знала, что мало кто возвращался после ареста сотрудниками этого ведомства. Она даже не заметила, как поднялся со стула и вышел из квартиры Павел. Ее привел в чувство четырехлетний сын, который схватил ее за юбку и громко заплакал, словно понимая, что чувствует в этот момент его мать. Она подняла его на руки и крепко прижала к своей груди.

– Не плачь, сынок, врет этот дяденька. Жив, твой папка, жив. Не может он умереть просто так, он же обещал нам обязательно вернуться домой.

Она вытерла слезы уголком платка. Успокоив ребенка, она одела детей и направилась с ними в соседний подъезд, где проживала одинокая старушка, которая согласилась приглядывать за детьми. Оставив малышей, она пошла на работу.

***

– Тарасова! Тебя вызывают в райком партии, – произнес начальник цеха, встретив ее во дворе фабрики. Давай свой пропуск, я сделаю в нем отметку.

– Анатолий Иванович, а вы не знаете, зачем я им понадобилась?

Брови начальника цеха сошлись на переносице. Это был явный признак того, что он начинал сердиться.

– Раз вызывают, Тарасова, значит, что-то им нужно от тебя. Поняла? И больше не задавай мне подобных вопросов. Долго не задерживайся, одна нога там, другая здесь.

Она развернулась и, выйдя из проходной, направилась в райком партии, который находился недалеко от предприятия.

– Заходи, заходи, Тарасова. Как дела, как жизнь? Есть вести от мужа? – поинтересовался у нее первый секретарь райкома и, не дав ей ответить ни на один заданный вопрос, продолжил. – Райком партии решил тебя направить на усиление охраны порохового завода. Ты – коммунистка с 1936 года и должна хорошо понимать линию партии. Вопросы ко мне есть?

– Есть, товарищ первый секретарь. А как быть с детьми? Вы же знаете, что у меня их трое. Также работа по двенадцать часов. Кто за ними будет следить, у меня родственников нет. Может, вы за меня будете нянчить моих детей?

– Вон ты как, Тарасова? Значит отказываешься? А знаешь, что за это бывает в военное время? Да ты за этот отказ от партийной мобилизации можешь уехать из Казани лет на десять с поражением всех гражданских прав в далекий и холодный Магадан. Ты этого добиваешься? Муж бы твой так не поступил. Для него Родина-мать важнее семьи. Выйди из кабинета, посиди в коридоре и подумай. Или ты соглашаешься, или я вынужден буду обратиться в НКВД. Сейчас твой отказ сродни дезертирству, а с дезертирами сейчас вопрос решается быстро.

Надежда вышла из кабинета и, сев на стул в пустом и гулком коридоре, горько заплакала. Плакать ей пришлось недолго. Неожиданно дверь кабинета открылась, и ее снова пригласил к себе первый секретарь райкома.

– Что надумала, Тарасова? Давай, соглашайся. Не заставляй меня делать то, что я не хочу. Подумай о детях…

– Хорошо, товарищ первый секретарь, я согласна.

– Вот видишь! Я сразу понял, что ты женщина умная и хорошо чувствуешь остроту и серьезность момента. А сейчас иди и работай. Я сам позвоню и сообщу вашему руководству решение райкома партии.

Она вышла на улицу и села на лавку, внезапно почувствовав, что ноги не слушаются ее. Немного успокоившись, она медленно побрела на работу.

***

Тарасов шел по лесу в сторону медсанбата. Вскоре он добрался до поляны, куда приносили и привозили на повозках раненых солдат. Некоторые из них, как и он, добирались сюда самостоятельно. Он остановился в нерешительности, не зная, к которой палатке ему направиться. Кругом слышны были стоны и матерная ругань. На поляне работал батальонный врач, капитан. Ему помогали, как могли, два пожилых санитара. Некогда белый халат капитана был весь в крови, и было видно невооруженным взглядом, что врач буквально валится с ног от усталости.