Книга Я выбираю... - Алиса Евстигнеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Откуда у него вообще ружье?!
— Для оценки кто-то принёс. Историческая ценность что б её…
— Причём тут Гринберг и оружие?! — не понял я ничего. — Он же ювелир.
-Так оно с камушками какими-то.
Я выругался.
— Стреляет чем?
— Да там к ружью прилагалась целая шкатулка с пулями.
— Вы, блять, куда смотрели?!
— Виноват, Иван Алексеевич, но кот ж знал. Григорий Яковлевич ведь всегда такой… спокойный был, всё своими делами занимался.
Я не стал никак комментировать этот детский лепет. Уволить всех к чёртовой бабушке и всё. Развернулся и злым шагом отправился к дому. Старший смены последовал за мной. Уже на подходах к огромному строению, которое было выстроено в стиле дворянской усадьбы, раздался выстрел, и мы рефлекторно пригнулись. Выстрел хоть и отгремел внутри дома, но кто его знает… Пуля — она, знаете ли, дура.
У входа появился ещё один охранник:
— Требует, чтобы мы его к Лилии Альбертовне отвезли.
Кто бы сомневался.
— Вы почему у него ружье не заберёте?!
— А как? — удивился этот же самый охранник. — Он же в кабинете. А там окна непробиваемые.
— Дверь? — предположил я. — У него же ружьё скорее всего двузарядное. Вот пока перезаряжает зашли бы. Я вам за что плачу?!
Не то чтобы мне прям нравилось рисковать своими людьми, но чутье подсказывало, что Гринберг им бы не навредил. Хотя с другой стороны, пьяные они не предсказуемые.
— Зайти не проблема, — пояснил старший смены. — Вся проблема в том, что делать потом. Он же… дряхлый. Мы у него пока ружьё отбирать будем, можем… ну что-то не то сделать. Не калечить же Григория Яковлевича?!
— Понял, — отрезал я и отправил его в машину принести мне кое-что.
Я сам зашёл в дом, обстановку которого я знал как свои пять пальцев. Поэтому найти кабинет с продырявленной в нескольких местах дверью не доставило никакого труда. Тут же за поворотом нашлись ещё два охранника. Видимо следящие за тем, чтобы разбушевавшийся хозяин не пошёл буянить дальше. Я пригнулся и быстренько подкрался к стене, прижавшись к ней.
— Эй, есть кто живой? — крикнул я Гринбергу, после чего раздался оглушительный выстрел, проделавший в двери рядом со мной ещё одну дыру. В ушах зазвенело.
— Кого там чёрт принёс?! Сказал же, никого видеть не хочу. Я вас всех тут под отстрел пущу, пока меня к жене не отвезёте, — заплетающимся языком заругался старый еврей.
— Вы там поспокойней давайте. Это всего лишь я, и мне всё ещё дорога моя шкура.
— Ванька, ты что ли?! — признали меня наконец.
— Я, я, Григорий Яковлевич.
— Ваня, они меня к Лиличке не пускают, — совсем по-детски запричитал старик.
— Знаю, знаю…
— Ты с ними разберёшься?!
— Разберусь, — честно пообещал я. — Разгоню всех. Пойдут у меня дворы мести.
— Ты разберись с ними, Ваня, разберись. А то ведь к Лиличку пора ехать встречать… Я без нее не могу.
На это мне сказать было нечего. В этот момент в коридоре показался старший смены, который держал в руках бутылку коньяка, за которой я отправлял его в машину. Забрал у него алкоголь и жестом послал обратно.
— Слушай, Григорий Яковлевич, а давай выпьем с тобой?
В этот момент раздался очередной выстрел, и такой громкий, что у меня уши заложило. Чёрт.
— Не надо меня жалеть! — завопил Гринберг. Да так пронзительно, что я успел обрадоваться, что после выстрела слышу всё как через вату. — Слышишь?! Не надо меня жалеть! Я — Гринберг! А Гринбергов не бросают…
Пффффффф. Приплыли.
— Так я не ради тебя предлагаю. Мне самому выпить надо.
За дверью послышались какие-то неясные шаги. И я поспешил пояснить.
— Спасай, Григорий Яковлевич, спасай. Женщина меня любимая бросила. Тошно, аж сил нет. А выпить не с кем.
Между нами повисла тишина. Я прикидывал, что ещё сделать или сказать. Можно, конечно, подождать пока старик не вырубится сам. Но где гарантия, что он там в порыве отчаянья не причинит себе вред?!
Тут дверь кабинета резко открылся, я даже присел инстинктивно.
На пороге стоял старый ювелир, сжимая в одной руке ружье, которое и вправду было усыпано какими-то камешками. Ружью в моей радости было опущено вниз.
Он хоть и был пьян, но на ногах стоял ровно. И с каким-то неподдельным любопытством смотрел на меня:
— Неужели Дарья от тебя ушла?
— Хуже, гораздо хуже…
От Григория Яковлевича я вышел через несколько часов.
Старику хватило пары бокалов коньяка, чтобы забыться пьяным сном прямо за столом. Я ещё какое-то время посидел напротив него, гоняя янтарную жидкость по стенкам бокала и размышляя над тем, что, должно быть, у любовной тоски нет срока годности. Можно одинаково сходить с ума от чувств и в тридцать два, и в семьдесят четыре.
А потом отставил свой коньяк, и, перекинув Гринберга через плечо, отнёс его в хозяйскую спальню. Дождался, когда приедет новая смена охраны, раздал всем пистонов, велел заменить дверь в кабинете и спрятать подальше ружьё с патронами.
На последок поймал старшего смены:
— Как только старик в себя придёт, оклемается и всё такое, проведёте с ним ревизию, и если чего не досчитаетесь, звони мне. Будем Лильку из-под земли доставать. Понял?
— Будет сделано, Иван Алексеевич, — вытянулся по струнке мой сотрудник, видимо осознавая, как сегодня облажался.
Наконец-то поехал обратно в город. По дороге поймал себя на мысли о том, что мечтаю, чтобы Лиличка всё-таки что-нибудь упёрла. Гринберг как самый настоящий Кощей был готов удавиться за своё «злато». Может быть, это помогло бы ему придти в себя и обрести трезвость мышления по поводу своей благоверной?
Где бы мне найти такой отрезвитель? Что такого Лиза должна сделать такого, чтобы я окончательно разочаровался в ней?
Вопросы, одни вопросы.