Книга Ясень и яблоня. Ярость ночи - Елизавета Дворецкая

С такими подвигами за спиной не стыдно вернуться на родину, даже если ведешь с собой едва треть войска на чужих кораблях. Сэла беспокоилась, думая, что не слишком-то похожа на дочь конунга: такая обыкновенная, в простой лисьей накидке, в сером платье с бронзовым застежками… Да туалы просто засмеют эту песнь! Но напрасно она боялась. Дом Четырех Копий слушал Аэда, затаив дыхание. Очарованные звучными строками, туалы верили каждому слову. Сэла еще не понимала здешнего рода мышления: песнь всегда правдива, только действие ее происходит не здесь, а в иных, высших мирах. Даже скромность добычи не смущала: каждый медный котелок слушателям казался золотым, одна полузаморенная лошадь превращалась в табун огнеглазых стройных скакунов, а она, простая девушка в некрашеном платье, делалась светлой девой в золотых уборах. Ведь и сам земной мир – только отражение высшего, и нельзя от него требовать полного сходства!

«Только бы она не вздумала допрашивать меня, кто были дети конунга Торгъёрда, – с тайным беспокойством думала Сэла, глядя на фрию Эрхину. Та и впрямь показалась ей очень красивой и величественной, но пленница не ждала от этой красотки ничего хорошего. – Скажу, что у нас женщин этому не учат… Что у меня есть брат, чтобы знать всю древнюю премудрость…»

Но фрия не спешила разговаривать с ней, а ее взгляд в основном переходил с Ниамора на его сына Брана и обратно. Ниамор, как всегда, горланил и хвастал, Бран держался спокойнее, но от его лица веяло уверенным достоинством человека, которому на самом деле есть чем гордиться. Ведь пленение Сэлы Шелковые Волосы, как ее, оказывается, звали, было его заслугой.

– Конечно, это славная добыча! – проговорила Эрхина и наконец, достаточно помедлив, чтобы не выказать неприличного любопытства, удостоила взглядом пленницу – его сестру!

Мечтать о том, чтобы получить в качестве пленника самого Торварда конунга, не имело смысла, но вот девушка, его сестра, оказалась приятным подарком судьбы. Раньше Эрхина не знала, что у Торварда есть сестра, и теперь торжествовала в душе, точно и впрямь получила часть его самого – притом лучшую часть. Сколько существует сказаний о том, как брат совершает подвиги ради спасения похищенной сестры! Пусть попробует!

Оглядывая фьялленландку, которая отвечала ей весьма дерзкими взглядами, Эрхина сразу отметила, что не слишком-то они с братом похожи. Но у них могут быть разные матери. Должно быть, его весьма и весьма задевает, что его сестра попала в плен и увезена. Как он собирался ее, Эрхину, пленить и увезти! Теперь-то он знает, с кем связался, и проклинает тот час, когда эта безумная мысль пришла ему в голову!

– И что же ты собираешься делать с ней? – спросила Эрхина, не отводя от Сэлы глаз.

Бран не сразу ответил. Взять в жены дочь чужеземного конунга было бы достаточно почетно, но он не смел говорить Эрхине о другой женщине.

– Пожалуй, такой подвиг стоит награды! – объявила она, не дождавшись от него ответа. – Великая Богиня готова оказать тебе милость, Бран сын Ниамора, и принять эту пленницу от тебя в подарок!

Эта девушка была лучшей добычей похода, а все лучшее, само собой разумеется, должно принадлежать ей. Держа Сэлу постоянно при себе, она будет и самого Торварда как бы ощущать рядом. И постоянно видеть перед собой доказательство своей блистательной победы над ним! Даже если он пришлет людей с выкупом, она ни за что не отдаст им девушку. Ни за какие деньги. Может быть, он сам опять приедет умолять ее. Но она и тогда ни за что не согласится, пусть он хоть привезет ей столько золота, сколько весит девчонка. Богиня не торгует своей добычей!

Все мысли Эрхины унеслись к Торварду, а Бран онемел. Такого поворота он не ждал и поначалу был потрясен, разочарован и обижен: его единственную стоящую добычу у него отнимают! Отнимают девушку, которая заставляла все войско завидовать ему, а его самого волновала, лишала сна, будоражила ему и кровь, и воображение, как чудесная возлюбленная из Иного Мира. Он уже привык считать ее своей, но вот она улетает из рук, как видение!

Позади звучно хмыкнул Ниамор, довольный, что его сыну будет больше не из-за чего задирать нос. Бран слегка побледнел, но сделал над собой усилие и улыбнулся. Поднести фрии достойный ее подарок – тоже немалая честь. Ее благосклонность стоит удовольствия, которого он лишался… Мало ли красивых молодых рабынь… Нескольких взглядов на Эрхину хватило, чтобы новое увлечение испарилось, а его место вновь заняло привычное преклонение перед фрией, во власти которого он жил уже многие годы.

– Ничего лучше я не смог бы и придумать! – ответил Бран и смело взглянул в глаза Эрхине. – Этот дар достоин тебя, фрия. Все, что есть у нас лучшего, принадлежит тебе!

– Я счастлива порадовать самого доблестного из моих воинов! – снисходительно ответила Эрхина, словно не принимала дар, а сама преподносила его.

Впрочем, для нее это было одно и то же: в любом случае она дарит ему свое расположение, а это – наилучшая награда для кого угодно. Отступая от трона, Бран бросил последний взгляд на Сэлу – все-таки что-то в глубине души отозвалось досадой и болью на эту внезапную потерю.

Эрхина заметила этот взгляд и ощутила укол какого-то неприятного чувства. Любой взгляд мужчины, в ее присутствии брошенный на другую женщину, казался ей украденным у нее. Уж не влюбился ли Бран по дороге! Уж не вообразил ли, что должен жениться на своей пленнице! Вот еще одна причина оставить сестру Торварда у себя! Девушка будет служить ей, а Бран выбросит из головы глупости.

С этого дня Сэла заняла место среди служанок фрии Эрхины. Обязанность у нее поначалу была только одна: утром она надевала на ноги фрии башмаки из тонкой, мягкой цветной кожи и завязывала прошитые золотой нитью ремешки, а вечером снимала их и убирала на ночь в шкатулку, вырезанную из гладкого, шелковистого на ощупь, розоватого дерева, украшенную литыми из бронзы позолоченными пластинками. Шкатулка источала тонкий, сладковатый, едва уловимый запах каких-то далеких стран и сама по себе казалась бы драгоценностью, если бы не стояла на приступке широкого ложа фрии, рядом с которым просто меркла. Подумать только, а они-то, глупые аскефьордские девушки, считали верхом роскоши ту кровать из спального чулана Аскегорда, в которую Торвард приказал врезать бронзовые пластинки, содранные с уладских сундуков! Умоляли Толстую Эду пустить их еще разок взглянуть на чудо! Они просто не знали, что такое настоящая роскошь! Их конунги, случалось, спали на земле у костра, завернувшись в рыбацкий плащ из тюленьей шкуры, и они не подозревали, как надлежит жить потомкам Харабаны Старого! Теперь-то понятно, почему туалы отзывались об убранстве Аскегорда с таким пренебрежением. Все в Доме Четырех Копий казалось Сэле настолько прекрасным и драгоценным, что поначалу ей страшновато было брать в руки эту шкатулку для башмаков, сами башмаки, гребни, кувшины, миски…

Но довольно быстро она привыкла и почти перестала все это замечать. Гораздо больше ее занимала сама Эрхина – женщина, на которой собирался жениться Торвард конунг. Женщина, которая чуть не сделалась их госпожой, преемницей кюны Хёрдис! В мыслях Сэла по-прежнему не отделяла себя от Аскефьорда, и на его будущее смотрела как на свое. В глазах аскефьордских девушек Торвард был так хорош (и вот он-то ничуть не пострадал от сравнения с туальскими героями), что никто не годился ему в пару, и на Эрхину Сэла смотрела с тайным ревнивым чувством – вот ради кого он собирался забыть всех прочих!