Книга Гнев Божий - Вера Крыжановская

Он подал ей крошечный хрустальный флакон с золотой пробкой, наполненный розоватой жидкостью, и молодая девушка покорно выпила. С минуту еще ощущала она на лбу прикосновение тонких пальцев мага, а затем уснула глубоким, укрепляющим сном.

Наступил чудный теплый осенний вечер; солнце садилось и легкий ветерок с моря навевал приятную прохладу. На террасе виллы, которую за несколько дней перед тем посетили Эбрамар и Дахир, на той же кушетке лежала юная больная. Она была еще бледнее, и ручки ее нервно играли опоясывавшей талию лентой; глубокое волнение, – не то гнетущая тоска, не то отчаяние – отражалось на ее впечатлительном личике. В нескольких шагах от нее сидела старая дама, сухая и строгая; она читала унылым тоном описание какого-то путешествия.

– Вы не слушаете, мисс Эдита; может быть, вы устали? – остановилась вдруг лектриса, и ее тощее лицо отразило плохо скрываемое неудовольствие.

– Да, дорогая мисс Харриет, у меня болит голова и я попробую уснуть: во всяком случае покой и тишина облегчат меня. Подите прогуляться, вы свободны на весь вечер; а если мне что-нибудь понадобится, я позвоню Мэри.

По уходе компаньонки молодая девушка порывисто встала и прошлась несколько раз по террасе, но, видимо утомившись, снова села, закрыла лицо руками, и на тонких пальцах ее сверкнуло несколько слезинок.

Эдита была американка, единственная дочь миллиардера Даниэля Диксона; матери она лишилась вскоре после рождения и выросла на руках гувернанток. Диксон не женился вторично, совершенно поглощенный делами и своим колоссальным богатством, да и ребенком он не имел времени заниматься, хотя очень любил дочь и не жалел денег на ее воспитание и удовольствия. Девочка росла среди царственной роскоши, балованная и обожаемая всеми окружавшими ее; нужна была вся врожденная доброта и чистота Эдиты, чтобы не испортиться обильно расточаемой лестью, при полной к тому же свободе. До пятнадцати лет девушка обладала хорошим здоровьем, хотя была нервна и хрупка, но не в такой степени, чтобы вызывать опасения.

Совершенно внезапно надвинулась на нее какая-то непонятная болезнь; началось медленное, правда, но настойчивое увядание, осложненное сердечными припадками и изнурительным кашлем. Это еще не была чахотка, но – по мнению врачей – должно было окончиться ею, если странная, не поддающаяся никакому лечению болезнь не унесет ее раньше, чем успеет появиться туберкулез. В совершенном отчаянии Диксон советовался со всеми светилами науки, но все усилия были тщетны. Эдита таяла, как воск на солнце, и видно было, что смерть уже наложила свою холодную руку на юную жертву.

Приехав в Европу по делам и особенно для лечения Эдиты, Диксон случайно увидал эту виллу; а так как она очень понравилась молодой девушке, то он поспешил купить ее и подарил дочери.

В это утро приезжал знаменитый врач. Он продолжительно осматривал Эдиту и весело посулил ей скорое выздоровление, но молодая девушка утратила доверие и, пробравшись к окну кабинета отца, подслушала его разговор с доктором.

– Так вы требуете от меня правды, мистер Диксон? В таком случае я обязан сказать вам, что нет ни малейшей надежды спасти вашу дочь. Мы все испробовали, а изнурительная, съедающая ее болезнь не поддается; жизнь угасает в молодом организме с изумляющей нас быстротой, и мы совершенно бессильны. Прибавлю одно, что бесполезно ее мучить лекарствами и разными стеснениями; пусть она делает, что хочет.

– Это невозможно! Должна же наука найти средства вылечить такое юное существо. Я обещаю вам, доктор, миллионы, по числу лет Эдиты, только спасите ее! – в отчаянии вскрикнул банкир.

– Одно только чудо может спасти ее! – грустным, безнадежным тоном ответил доктор.

Услыхав, что говорившие встали, Эдита скрылась. Сердце ее сжалось от боли, и она заперлась в своей комнате.

Значит, она приговорена, должна умереть, если не спасет ее чудо. Умереть?… Нет, нет, она не хотела умирать, никогда жизнь не казалась ей столь прекрасной… А что такое значит – «чудо»?… Что это за странная и таинственная сила, могущая совершить то, чего не способны сделать ни золото, ни наука?

Она читала рассказы о древних чудесах, но не придавала этому никакого значения, потому что не имела в себе веры. Отец ее – атеист и материалист – не верил ни в Бога, ни в черта, поклонялся одному золоту, да и вообще никто не говорил молодой девушке о Боге и о той живительной вере, которая создает связь между Создателем и Его творением. Но теперь страх смерти приковал ее внимание к слову «чудо». А может быть, оно действительно существует? Как, однако, найти эту неведомую силу, как заставить ее действовать?

За обедом она неожиданно спросила мистера Диксона.

– Кто творит чудеса, отец, и каким образом?

Банкир с удивлением и подозрительно взглянул на нее.

– Чудес не существует, дитя мое, это бабьи сказки. В прежние времена, когда люди были невежественны и ограниченны, они везде и во всем видели чудеса, не понимая что «чудо», будучи нарушением законов природы, вещь сама по себе невозможная. Единственный еще чудотворец в наше время – это доллар,

– ответил он с улыбкой.

Такой ответ не удовлетворил Эдиту. Но лихорадочное возбуждение, волновавшее ее с самого утра, вызвало тяжелое сердцебиение; невыразимая тоска овладела ею и у нее выступил ледяной пот. Не смерть ли это идет? А как сыскать «чудо», которое могло бы ее спасти, она не знала…

Мозг ее лихорадочно работал, и вдруг вспомнилась ей старая, набожная и верующая няня, ходившая за ней в детстве. Женщина эта любила и жалела ребенка, у которого так много золота и ничего, что укрепляло бы душу; она же научила девочку: «отец наш, который на небесах», а Эдита не забыла эту молитву и иногда читала ее потихоньку, чтобы ее не подняли на смех. В эту минуту душевной скорби она вспомнила старую Жанну и ее привычку обращаться за советом к Евангелию, которое, по ее уверению, отвечало всегда и на все ее вопросы. Умирая, она оставила свое Евангелие Эдите и та берегла старую книгу, как драгоценное воспоминание о своей няне, которую чрезвычайно любила.

Мэри, пришедшая спросить, не желает ли она лечь, так как было уже поздно, нарушила размышления Эдиты; но она отпустила горничную, сказав, чтобы ее не беспокоили, пока она не позвонит, и приказала только зажечь лампу на ее столе да подать указанную ею шкатулку.

В ней хранилось Евангелие Жанны. Дрожащими руками она открыла книгу и пальцы ее упали на стихи, где говорилось об исцелении слепых:

«Когда же Он пришел в дом, слепцы приступили к Нему. И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: верим, Господи! – Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их»…

Бедная Эдита вздрогнула, закрыла глаза и выпустила книгу. Луч света пронизал ее мозг с почти болезненной остротой.

Вот он, путь к чуду – это вера, та великая вера, о которой говорил Иисус. Она одна могла вызвать эту целительную, обновляющую силу, не зависящую ни от золота, ни от науки, но единственно от Небесного Отца, Который дыханием Своим одушевляет те самые создания Свои, что отрицают или поносят Его.