Книга И как ей это удается? - Эллисон Пирсон

Через двадцать пять часов беспрерывных схваток Рич отложил секундомер и попросил акушерку вызвать врача. Сию же минуту. Лежа на операционном столе, где мне делали кесарево, я слышала голос хирурга: «Не волнуйтесь, ничего страшного, больно не будет. Немного щекотно, как будто в животе полощут белье». Неужели. Мне было так больно, как будто не ребенка, а дерево тянули из меня с корнями. Отчаявшись, один из подручных хирурга залез на стол, оседлал меня и выдернул-таки упрямое создание. Как русалочку из недр морских. А вот и девочка!

На следующий день появились букеты, и самый большой прибыл из «ЭМФ». Подобные вычурно-нелепые композиции могут позволить себе только правительство при открытии мемориала героям войны да финансовая компания из Сити. Палки эрегированного чертополоха пяти футов высотой обрамляли гигантские лилии, от которых моя девочка немедленно начала чихать. Флорист к тому же был туг на ухо и написал на карточке издевательское «Один есть, вперед к свободе» вместо «вперед к другому», как наверняка пожелали мои коллеги. Или нет?

Боже, до чего мне были противны эти цветы, нагло отнимавшие свежий воздух у меня и малышки. Я отдала букет медсестре, и та, перекинув бревна через плечо, увезла их на мотороллере к себе в Харлсден.

Через тридцать шесть часов после операции ночная медсестра — ирландка, гораздо более мягкая, чем ее сменщица, — предложила забрать ребенка, чтобы я могла отдохнуть. «Беречь силы, Катарина, тоже входит в обязанности мамы», — сказала она в ответ на мой бурный протест и унесла мою крошку, без устали молотившую кукольными кулачками за прозрачными стенками своего аквариума.

Я ушла в забытье мгновенно, а несколько часов — или секунд? — спустя проснулась от ее плача. До этого момента я и не догадывалась, что узнаю голос дочери. Узнала, едва услышала. И поняла, что не спутаю ни с каким другим в мире. Она звала меня откуда-то из глубины длинного, мрачно-коричневого коридора. Обеими руками держась за живот, я пошла на зов по компасу, что вам выдают бесплатно в придачу к материнству. Когда доплелась, моя малютка уже притихла, в восторге изучая дешевую люстру прямо над собой. То, что я испытала, словами не передать. Радость, страх, боль, обожание. Кто скажет, где кончается одно и начинается другое?

— Пора бы вам уже ее назвать, — улыбчиво пропела медсестричка. — А то все малютка да малютка. Нехорошо.

Женевьева? Имя красивое, но уж больно длинное для такой крохи.

— Бабушку звали Эмили. Мне было так хорошо с ней.

— Эмили. Прелестное имя, давайте попробуем.

Мы и попробовали. А она повернула головку. И стала Эмили.

Через три недели позвонил Джеймс Энтуисл и предложил мне место в операционном отделе. Ничтожная работа без намека на перспективу. С благодарностью приняв предложение, я положила трубку. Позже его убью. Я их всех поубиваю, но позже. А сейчас надо срочно искупать ребенка.

Прошло еще шесть недель — в общей сложности девять после кесарева сечения, — и я уже сидела за рабочим столом в «ЭМФ». Первое утро страшно вспоминать: мыслями рядом с моей девочкой, я набрала номер офиса «ЭМФ» и попросила к телефону — ей-богу, не вру — Кейт Редди. Мужской голос ответил, что Кейт Редди, если он не ошибается, еще не вернулась из декрета. Он не ошибался. По сути я вернулась разве что через год, а прежняя Кейт, та, что была «до детей», и вовсе исчезла. Но ей удалось гениально сыграть собственное возвращение, так что разоблачить ее смогла бы только другая мать.

Сначала я еще кормила грудью, мотаясь в обеденные перерывы домой на такси, но через пять дней мне приказали лететь в Милан. Выходные превратились в пытку: я старалась приучить Эмили к бутылочке. Уговаривала, умоляла, тыкала соску силой, а в результате выложила тысячу фунтов тетке из Фулхэма, чтобы та оторвала дочь от моей груди. До конца своих дней не забуду душераздирающий крик Эмили и молчание Ричарда, мрачно курившего в саду.

— Проголодается — возьмет соску, никуда не денется, — пообещала тетка. — Лучше наличными, милочка.

Иногда мне кажется, что Эмили не забыла и не простила тот кошмар.

В такси по дороге в аэропорт радио запело голосом Стиви Уандера: «Как это мило…» В самом начале, если помните, звучит детский плач. Миг — и моя блузка пропиталась молоком.

Откуда мне было знать…

5

Записка

Нью-Йорк, отель «Шербурн». 23.59

Невероятно. Самолет сел вовремя, и я мигом добралась на такси до «Хэрриот», что в двух шагах от Уолл-стрит. Мечталось подзубрить слегка к завтрашнему выступлению, как следует выспаться и утром перейти дорогу к Уолл-стрит-сентер. Раскатала губы, Кейт. У администратора за гостиничной стойкой (безнадежно зеленого юнца в дешевом блестящем блейзере) как-то странно бегает взгляд.

— Боюсь, у нас возникли проблемы, мисс Редди, — отваживается он наконец, пытаясь придать своему блеющему голосу веские нотки. Ясно. Конференция нагрянула. Отель забит под завязку. — Рад буду предложить вам бесплатную замену в отеле «Шербурн». Не очень далеко от центра, в двух шагах от всемирно известного Музея современного искусства.

— Замечательно. Но я, видите ли, прилетела по делу, а не для того, чтобы наживать мигрень, глазея на ранних кубистов.

Понятно, дело закончилось криком. Не имеете права, орала я, постоянный клиент и все такое. Бедолага стрелял глазами в шефа, взглядом умоляя спасти от ненормальной англичанки. Это я-то ненормальная? Да они кого угодно до безумия доведут. Не умеете работать — не беритесь, дилетанты несчастные. У меня каждая минута на вес золота.

Менеджер дико извинялся, но помочь ничем не мог. Одним словом, в номере «Шербурна» я оказалась ближе к полуночи. Набрала домашний номер, ответила на созревший к этому моменту у Ричарда список вопросов. Поле, слава богу, получше, так что о хорватке можно забыть. Зато у Эмили завтра первый школьный день после каникул.

Бирки с именем подготовила?

Да.

Новые кроссовки на физкультуру?

Да. (В синем мешке на крючке под лестницей.)

Где искать книги для домашнего чтения?

В толстой красной папке на третьей полке книжного шкафа.

Новое пальто Эмили купила — старое доходит только до талии?

Нет, придется ей до моего возвращения походить в плаще.

Затем я продиктовала содержимое коробки для завтрака — пита, тунец, попкорн, сыр не класть (Эмили недавно решила, что терпеть не может сыр). Напомнила про чек за балет — сумма записана в школьном дневнике — и про наличные для Полы: она должна купить Бену брючки, наш сын растет не по дням, а по часам.

Ричард говорит, что Эмили капризничала перед сном, хотела, чтобы мама отвела ее завтра в школу, потому что с этого года у них новая учительница.

Какого дьявола жаловаться на то, что изменить не в моих силах? Измотался за день, отвечает.

— По-твоему, я отдыхала за двоих? — Трубка летит на рычаг.