Книга Опасная кукла - Кристина Воронова

Попыталась расчесать волосы и уложить их в новую прическу, так как прежняя внезапно разонравилась. Полюбовалась своим отражением, наклонилась, чтобы продемонстрировать зеркалу вырез платья и верх упругой груди.

Улыбнулась — улыбка получилась холодной и притягательной одновременно, как немигающий взгляд змеи.

Сегодня она попыталась стать холодной и расчетливой соблазнительницей. Это было даже приятно. Немного. В основном же она ощущала себя плохо запрограммированным роботом.

Лиза понадеялась, что на "элементарные" действия остатков ее ума хватит. Того, что осталось от ее рассудка.

* * *

Прием-концерт Джастина Армстронга должен был стать важной вехой в ее жизни. Лиза решила сделать ему сюрприз — и не один. Цепочку нанизанных друг на друга сюрпризов. Милое ожерелье, на котором потом вполне можно будет повеситься.

Сперва она сделала так, чтобы ее пригласили выступить на этом мини-приеме. Причем, чтобы он об этом не знал до последнего. Это было первое звено цепи, которая неумолимо обвивала его шею, как пока еще невидимая, а потом стальная, змея.

Лиза сначала сидела в зале, спрятавшись за спинами более массивных людей. Это была небольшая зала, с выгнутыми, как чаша, местами для сидений. И она выбрала место в самой глубине "чаши".

Он вышел на сцену: ее проклятие, ее личный ад. Демон-мучитель. Прекрасный, как никогда. Лиза чувствовала, как бьется сердце, и прикрыла его ладонью, чтобы оно не выскочило наружу.

Дрожь сотрясала тело, а перед глазами вспыхивали искры, когда она на него смотрела. Осознавая, что она его видит, а он ее — нет. Это было великолепное чувство рыбака, наблюдающего, как в прозрачной воде рыбка потихоньку заглатывает приманку.

На этот раз в зале была не полутьма, а яркий, почти дневной свет, сцена была условной, а наряженные люди угощались вкусностями и спиртными напитками.

Лиза знала, что Джина с дочерью Джулией остались дома, так как девочка простужена. Это она тоже вычитала в газетах. Быть известной личностью — в этом есть и свои минусы. Про тебя все знают. Ну, почти все. То, что является твоей официальной маской. Да, но из-за этой проклятой известности невозможно никуда пойти, чтобы об этом тот час же не узнала большая часть мира.

Его музыка оборвалась, вызвав еще один приступ моральной боли. Словно у нее оторвали кусочек сердца.

"Пора" — поняла девушка, и ее сердце глухо забилось.

Стройный конферансье в белом фраке заявил, обращаясь к зрителям, увешанными всевозможными драгоценностями, и к Джастину, севшему в первый ряд:

— А сейчас пришло время для подарка-сюрприза нашему знаменитому исполнителю, Джастину Армстронгу, — поклон в сторону улыбнувшегося мужчины. — Для него согласилась исполнить свои лучшие мелодии известная исполнительница классической и современной инструментальной музыки — Лиза Мэлоди.

Девушка медленно, сохраняя эффект неожиданности, вышла из-за спин нескольких высоких и полных мужчин, подумав, что обожает свой псевдоним. В конце концов, не представляться же ей фамилией бывших опекунов?

Их взгляды встретились — и она чуть не споткнулась на совершенно ровном деревянном полу небольшой сцены. Он смотрел на нее, глядел — и не мог оторваться. И она видела в глубине его глаз целый океан самых разнообразных, противоречивых чувств, сильных, как тайфун, цунами, землетрясение.

Она с трудом заставила себя сесть за фортепиано, добиться того, чтобы руки ни в коем случае не дрожали — и заиграла. Для него.

Несколько новых композиций — и ту, старую, под которую она убивала бывшего директора детдома. Она ощутила вдохновение и дикую радость от мысли, что она играет ему — своему, несмотря ни на что, любимому. Ах, если бы чувство так просто можно было вырвать из сердца. Если бы любовь не была сорняком, не желающим расставаться с привычной почвой. Если бы люди могли контролировать собственные чувства, и не поддаваться им.

Всю ту бурю чувств, которую она испытывала, девушка выразила в экспрессии своего исполнения, чувствуя, что сама погружается в бушующий океан звуков, что ее накрыли громадные волны, почти утопив в глубине и бессмыслице старых переживаний.

Она едва смогла улыбнуться и поклониться залу, отметив краем глаза, что Джастин тоже ей аплодирует — медленно, словно находясь под воздействием гипноза.

Затем она тоже села в первый ряд — недалеко от него. Осталось послушать игру еще нескольких выступивших — а потом будет фуршет. И можно будет уйти.

Все это время они оба чувствовали себя, как на иголках. Лиза ощущала, как ее буквально сверлит его жгучий взгляд — и постоянно содрогалась.

Лиза радовалась, что на фуршете было принято стоять, а не сидеть, и переходить от одного столика, уставленного маленькими закусками, к другому. Впрочем, выпивка тут полагалась. Но она осушила лишь один бокал, потому что и так чувствовала себя пьяной от нахлынувших переживаний.

— Как ты тут оказалась? — он подкрался к ней почти незаметно, положив руку на дрогнувшее горячее плечо.

— Да так… Проходила мимо… Решила зайти, почтить тебя своим вниманием, — она дернула плечом, намекая, что руку лучше убрать.

Он убрал, но медленно, проводя пальцами по нежной коже, открытой большим вырезом.

— Решила продемонстрировать свои достижения? — лениво усмехнулся он. — И лишний раз помозолить мне глаза?

— Скажи спасибо, что я не рассказала все полиции, — зло отозвалась Лиза, яростно дергая плечом, чтобы избежать его касания.

— И за что мне такая честь? — ухмыльнулся он, впрочем, с некоторой нервозностью во взоре.

— Потому что, — она прямо посмотрела ему в глаза, — я на самом деле тебя любила.

— Что за пафос, моя дорогая. Ты так и не избавилась от излишней чувствительности за эти годы.

— Зато я избавилась от тебя. И твоей мерзкой женушки, — она скривилась. — Удачи тебе в постели с этой худой уродиной. У нее, как мне представляется, даже груди нормальной нет, а ноги — как две палки. Изучаешь анатомию по ночам и грызешь кости? Интересно, ты признаешь когда-нибудь, что я все-таки лучше? — медленно произнесла она, чувственно улыбаясь, хотя уголки ее гуд подрагивали. — Или так и будешь лгать себе и мне? Я ведь красавица, а она — нет. Правда жизни глаза колет? Не так ли?

— Я не буду отрицать очевидное, — неожиданно мирно признал он. — Ты на самом деле гораздо красивее Джины.

— Мне нравится, что ты не оправдываешься передо мной. Иначе я бы тебя убила. Теперь я тебя не убью, — задумчиво произнесла она, отпивая еще немного белого вина из бокала.

— Какая честь. Вот уж не ожидал. До сих пор питаешься остатками нашей любви? А это уже честь для меня, что ты меня до сих пор помнишь.

— О, ты сделал нашу последнюю встречу незабываемой. Убийство собственного ребенка — такое не забудешь. Хотя, судя по многочисленным современным ужастикам — это уже даже становится неинтересным — никакой новизны.