Книга Напарник чародея [ = Спутник чародея ] - Кристофер Сташеф

— Мы не малыши! — выпалил Джефри, а вот Грегори не стал спорить, только смотрел.

— А я Род Гэллоуглас, лорд Чародей. Это моя жена и дети. Чего ты хочешь от меня?

— Чародей! — в глазах рыцаря загорелась надежда. — Молю о помощи, милорд! Сжалься над бедным измученным отцом. Умоляю о помощи!

— Отцом? — Род окончательно проснулся. — У тебя случайно нет дочери, которая тоже бродит по замку?

— Да, вы угадали, — лицо призрака омрачилось. — Как буду бродить и я, пока не отомщу.

— Ага, — произнес Род. — Отомстишь человеку, который обидел твою дочь?

— Да, измучил ее сердце, а потом убил! Если бы мы с ним были живыми, я бросил бы ему перчатку, а потом вышиб бы мозги одним ударом!

— Не очень подходящая мысль для того, кто надеется попасть на небо. Значит, ты умер сразу после смерти дочери?

— Нет, ты не прав, — дух воззрился на Рода удивленно. — А почему ты так решил?

Прощайте, методы Шерлока Холмса. У Рода с дедукцией отношения складывались не лучше, чем у доктора Ватсона.

— Ты должен был умереть после дочери, — попытался объяснить Род, — иначе ты бы не знал о ее смерти. Но и не очень много времени спустя, иначе перерезал бы глотку злодею и с радостью пошел на плаху, если бы понадобилось.

— И правда, пошел бы, — призрак печально улыбнулся. — Но я умер до ее смерти. Погиб в сражении. Мой дух устремился на небо, но по дороге стремление мое замедлилось и наконец совсем остановилось. Тревога за дочь вернула меня обратно на грешную землю. Но во всем остальном я стремился припасть к напитку блаженных и потому повис между земным сводом и небесным, пока стремление дочери ко мне не переросло в ужас и притянуло меня, как магнитом, в этот замок — и в этот момент ее дух вырвался из плоти. Но она не могла меня увидеть, потому что все ее существо перешло в плач, и так было с тех пор всегда.

— Бедная девочка! — мягко сказала Гвен. Корделия заплакала.

— Значит, ее душа была так полна болью, что не смогла освободиться?

— Да, и до сих пор не может. Я уснул, потому что со смертью моей дочурки прекратилось ее стремление ко мне. Она так наполнилась ужасом, что не оставалось места ни для чего другого. Только сейчас я проснулся — и должен каким-то образом помочь своему несчастному ребенку найти покой!

Род скатал одеяло и поманил детей.

— Вставайте. Всем вставать. Теперь это и мое дело.

— Но как же отдых? — возразила Гвен.

— Думаю, нам лучше поспать днем, дорогая. Меньше помех, знаешь ли, — Род снова повернулся к призраку. — Назови негодяя.

В глазах привидения вспыхнули огоньки.

— Граф.

— Но мне казалось, он выпорол сына и заставил его вести себя порядочно. Неужели он сам стал совершать преступления?

— Нет, старый граф умер. Сын же его в свою очередь стал графом — последним графом Фокскорт, последним отпрыском злого рода.

— Злого рода? — Род нахмурился. — Мне казалось, у его отца имелось некоторое представление о морали.

— Истинная правда, но только для того, чтобы подчинить себе рыцарей и добиться, чтобы они выполняли его приказы.

— Ага, — перевел слова призрака на обычную речь Род. — Значит, сын не имел права затаскивать к себе в постель дочерей рыцарей, потому что это была прерогатива отца, а отец подобного не делал, потому что хотел, чтобы рыцари оставались ему верны.

— Да, но сын старого графа не был так предусмотрителен. Дурная кровь обязательно скажется, а в нем она прямо вопила. Все его предки охотились на девушек в своих владениях, то есть там, где сие можно скрыть и не вызвать восстания вассалов. Фокскорты использовали любую возможность для жестокости и эксплуатации. Тем и заслужили свое имя.

— Какое? Фокскорт? — спросил Род. — Но оно звучит совсем не зло.

— Нет, так его переделали крестьяне, и только мы, чьи предки были рыцарями первого графа, помнили его прежнюю форму: соседи дали ему имя, которым он дерзко гордился: Faux Coeur. Разница заключалась во французском звуке «r».

— ЛЖИВОЕ СЕРДЦЕ! Вот оно что, — воскликнул Верховный Чародей.

— Воистину лживое, потому что этот человек готов был дать любую клятву и тут же от нее отказаться. Он смело вел войска в бой, но в самом сражении прятался за спинами своих рыцарей. О, лжив он был не только на словах, но и в делах, красиво говорил, приятно улыбался, а потом совершал самые коварные поступки, по жестокости соперничающие с подлостью. И все его потомки были подобны ему. Но последний граф превзошел всех своих предков. Он даже не снизошел до брака — какое ему было дело до будущего рода Фокскортов? — и всячески совращал женщин. Он был груб, держался чванливо, но говорил медовым голосом, и глупые женщины падали в обморок, когда он приближался к ним.

Род кивнул с пониманием:

— Комбинация животной привлекательности и денег. На служанок очень действует.

— Ты знаешь этот тип?

— Да, но я также заметил, что благородных леди льстивыми речами не проймешь.

— О, он не колебался использовать и другие средства. По-хорошему или по-плохому, но он совращал каждую женщину, которая оказывалась в пределах его посягательств, а потом отбрасывал ее, заставляя жить в стыде и страхе за испорченную репутацию. И несколько девушек убили себя. А когда графу об этом докладывали, он только смеялся.

— Какой негодяй! — возмущенно пропыхтела Корделия. — И он применил свои способы к твоей дочери?

— Да, потому что она была молода и прекрасна, а граф, хоть давно оставил молодость позади, бесстыдно продолжал распутничать. Я пытался держать ее подальше от искусителя, но он стал разъезжать во главе кавалькады по своим землям. Я думаю, в поисках новых жертв, а не для того, чтобы проверять, справедливо ли поступают с крестьянами его управляющие. Он заезжал в дома рыцарей. И как-то раз остановился у меня. Он знал, сколько у меня детей, и призвал их всех к себе. И когда увидел мою красавицу, остановить его было невозможно.

— Но ты мог бы взять детей и бежать! — возразила Корделия.

— Да, но меня связывала клятва верности. Какой же я был глупец: ведь самого графа не могла сдержать никакая клятва! И когда явился его посланец и приказал мне со всей семьей явиться в замок графа, я не сказал «нет». Через двадцать дней он объявил войну графу Молину и приказал мне отправиться в поход.

— Ах! — глаза Джефри сверкнули. — Этот приказ ты не мог не исполнить, потому что в нем суть рыцарства!

— Ты сказал верно, — рыцарь склонил голову. — Он приказал мне участвовать в первом поединке, чтобы я был убит в первой же битве, но не доверился случаю: когда мое копье ударило противника, предательская стрела с каленым наконечником пробила мои латы сзади, и вошла под лопатку.

— Сзади! — воскликнул Джефри. — Кто из лучников пустился на такую подлость?