Книга Вся правда о русских. Два народа - Андрей Буровский

Но масштабы этих расправ сильно преувеличены. «Подверглись гонениям 7 фельдмаршалов, 333 генерала и 2261 офицер», ― пишет исследователь.[130]И далее Валишевский утверждает, что Александр «амнистировал 12 тысяч человек»!

Эти слухи характерны, как типичные для дворянского сознания. Повторяется история с Петром III ― если уж свергают императора, он должен быть сущим чудовищем! Свергнутого надо ославить на все века, чтобы оправдать самих себя.

Действительность же скромнее: за все 50 месяцев правления Павла тайная экспедиция завела всего порядка 700 политических дел. Это почти столько же, как за все 35 лет правления Екатерины ― при ней завели 862 политических дела.

Это намного больше, чем при Александре: за первые 50 месяцев его правления заведено 289 дел.

Но все же полчища репрессированных при нем ― чистой воды мифология.

При Павле дворян опять начали пороть?

Это правда! В сравнении с солдатами не так уж и страшно их наказывали: поручик Лаптев получил 50 палочных ударов за ошибку в строе. Унтер-офицер Николай Олсуфьев получил 15 ударов (позже дослужился до генерала). Только штабс-капитан Кирпичников наказан вполне «по-солдатски» ― сквозь строй из тысячи человек.

Полувеком раньше никто бы и не подумал возмущаться, но за эпоху Екатерины выросли два непоротых поколения дворян. Порки дворян вызывали сильнейший протест, и Павел издал Разъяснение от 3 января 1798 г.: «Коль скоро снято дворянство, то и привилегия его не касается» Было и другое разъяснение: «Дворянином является тот, с кем я разговариваю, и пока я с ним разговариваю». Опять же ― привыкли к гарантиям, а Павел их взял и отнял. Возникла «ситуация дворянской неуверенности…»,[131] по поводу которой декабрист М. Фонвизин внес уточнение: дворяне хотели бы гарантировать «своевольную и безнравственную жизнь времен Екатерины».[132]

Павла действительно не любили и боялись. Известный впоследствии В. Н. Каразин пытался бежать за границу. Поймали. Он разъяснил: «Желал укрыться от жестокостей правления и хотя не знает за собой вины, но уже его свободный образ мыслей мог быть преступлением».[131]

Что характерно ― Павел Каразина простил, определил на службу, бегства никогда не поминал. Но ведь боялись… Давайте разберемся ― кто боялся? Как велико число тех, кого вообще касались указы о круглых шляпах и запрете носить сюртуки английского покроя? От силы двести—триста тысяч человек, а в Российской империи жило все же побольше людей ― порядка 33 миллионов.

Какой процент населения России вообще видел в глаза императора? Какой процент служил и мог потерпеть от его взбалмошности и самодурства?

Сколько людей рисковали увидеть трясущееся от ярости лицо императора, страшились кибитки, увозящей в Сибирь, боялись сделать лишний шаг на вахт-парадах? Еще меньше ― порядка 20―25 тысяч человек.

Они действительно имели основания бояться: 300 дворян, наказанных телесно, разжалованных, сосланных и посаженных в тюрьму ― это очень много, учитывая, что общее число офицеров и генералов было не больше 15 тысяч человек.

Но получается ― мы до сих пор пишем (и изучаем) историю этого меньшинства. Ведь 33 миллиона россиян не писали истории по очень простой причине ― они не умели писать. Но была ли причина бояться именно у них?

Из 566 арестованных при Павле Тайной экспедицией 308 дворян (из них 10 ― женщины), 66 ― духовные лица, 96 ― купцы, разночинцы и мещане, 66 ― солдаты, 96 ― крестьяне, казаки.

И получается ― не было у русских туземцев причин бояться императора Павла. А вот причин любить его было немало.

Павел принимал на службу, приближал к себе простолюдинов, создал несколько учебных заведений для детей солдат и мещан. Гораздо меньше отгораживал себя от народа, чем Екатерина. При нем собрались первые комиссии, чтобы обсудить вопрос об отмене крепостного права (слухи об этом доходили и до крестьян).

Павлу приносили присягу и крепостные ― впервые со времен Анны Ивановны! Пятьдесят лет был «крестьянин в законе мертв» ― по словам Александра Радищева. А тут вдруг их признали гражданами! Тут же прошел слух, что «близка свобода» и даже что свободу уже дали, но баре царский указ скрывают. В 17 губерниях возникли волнения ― крестьяне требовали прочитать им «настоящий» указ.

Павел ограничил барщину тремя днями и запретил работать в воскресенья. До сих пор спорят о смысле этих указов: хотел ли Павел лишь облегчить положение крепостных или постепенно готовил полную отмену крепостного права?

Во всяком случае, это вызвало в народе новые волнения и надежды.

Сами репрессии, рухнувшие на дворянство, делали Павла очень популярным в народе.

Он требовал службы? Но это и справедливо. Почему солдат должен служить, а офицер может бездельничать? В эпоху Екатерины никто простолюдинов от службы и не освобождал! Одинаково относясь к обязанностям офицера и солдата, Павел уравнивал их. Это была крайне популярная мера.

Павел начал пороть дворян? А солдат беспощадно пороли и все 35 лет правления Екатерины. Уравнивание в правах такого рода ― не лучшего свойства, но ведь можно понять и солдатское злорадство по этому поводу.

Своим поведение Павел ясно показывал, что хочет править в интересах всего народа, быть царем не только для дворян.

В среде старообрядцев всерьез спорили ― а не является ли Павел I царем Развеем? Предсказано, что будет на Руси такой царь… Развеет он дворянское самовластие и утвердит «правильное» управление, в совете с народом.

Средневековое мышление старообрядцев вполне допускало появление такого заранее предсказанного царя… Так Развей он или не Развей?!

«Недовольны все, кроме городской черни и крестьян», ― доносит своему правительству прусский посланник Брюль.

Из своего путешествия по России Павел пишет жене: «Меня окружает …бесчисленный народ, старающийся выразить свою безграничную любовь».

Получается, что у русских европейцев и туземцев совсем разные представления о том, кто из императоров «хороший», а кто «плохой». Дворяне считали, что «хорошими» были Елизавета и Екатерина, потом Александр I. Петр III и Павел I считались «плохими», и большинство историков думают так же ― ведь именно дворяне оставили основную массу документов.

Елизавета, Петр III, Екатерина II, Павел I оцениваются нами только с дворянских позиций. Большая часть всевозможных «открытий» ― «а оказывается, о Павле-то вот еще что думали!!!» ― связана именно с этим: историк привлекает материалы не дворянских источников. И обожание «матушки-Екатерины», и отвращение к «голштинскому чертушке» и к «уродцу» Петру III, и неприязнь к Павлу I и его политике на поверку оказываются чисто дворянскими феноменами. Получается, что мы и впрямь, вовсе не в переносном смысле слова и не в порядке художественного образа, изучаем историю 1 % населения России так, словно этот 1 % и есть все 100.