Книга Мадам Оракул - Маргарет Этвуд

Австрийские фигуристы в костюмах с длинными белыми рукавами, девушка — в платье с темным лифом, скользили назад, невероятно быстро и абсолютно синхронно. У каждого было по четыре ноги. Они повернули; двухголовая девушка взмыла в воздух и застыла в красивой позе, ногами вверх; партнер поддерживал ее одной рукой. Потом опустил — «касание правой ногой», заметил комментатор, — и оба упали, разлетевшись на множество частей при соприкосновении со льдом. Мгновенно поднявшись, они продолжили выступление, но все было уже не так. Канадские спортсмены тоже упали, хотя начали весьма и весьма лихо.

На лед выехала Женщина-Гора. Я ничего не могла с собой поделать. В такой важный момент мне, конечно, не следовало ее выпускать, но она все равно выкатила в своем розовом костюме, с полоской лебяжьего пуха на голове. Ее партнером был самый худой мужчина в мире. Она улыбнулась в зал, но публика не ответила на ее улыбку, никто не верил своим глазам: Женщина-Гора порхала с удивительной грацией, вертелась как веретено, крепко стоя на своих крошечных ножках. Худой мужчина поднял ее, подбросил — и она поплыла вверх, вверх, потом повисла в воздухе… Как выяснилось, она была огромная, но очень легкая, полая, как баллон с гелием, по ночам ее привязывали к кровати, чтобы она не улетела, она рвалась ввысь, натягивала веревки…

«Мне надо с тобой поговорить», — хотела сказать я во время рекламы. Но Артур рылся в «семейном ведерке», выискивая недоеденное, у него были жирные пальцы, к подбородку прилип кусочек куриного мяса.

Я с нежностью его сняла. Артур в тот момент казался настолько беззащитным, что нанести удар было абсолютно невозможно. Ведь ему понадобится все его достоинство…

Знаменитая фигуристка неубедительно восхваляла маргарин, загипнотизированно водя глазами по табличке с текстом. Затем соревнования продолжились. Женщина-Гора оставалась на стадионе, бултыхаясь под самым потолком, словно воздушный шарик. По низу экрана бешеной многоножкой пронеслась пара из Соединенных Штатов, но никто не обратил на нее внимания, все смотрели на громадный розовый шар, столь не эстетично прыгавший над головами… Женщина-Гора слабо брыкала ножками в коньках; видны были колготки и огромный лунообразный зад. Поистине скандальное зрелище. «Уже послали за гарпуном», — услышала я голос комментатора. Ее собирались хладнокровно подстрелить, сбить, несмотря на то, что она запела…

«Что я делаю? Зачем? — подумала я. — Кто меня до этого довел?»

— Пойду спать, — сказала я Артуру. Я была не в состоянии что-то делать или хотя бы разумно мыслить; в любую секунду Королевский Дикобраз мог за-барабанить в дверь или прокричать нечто ужасное в телефон — за мгновение до того, как прыгнуть… Меня словно парализовало, я была не в силах пошевелиться. Могла только ждать, пока упадет топор, но, зная Королевского Дикобраза, понимала, что это будет скорее не топор, а какая-нибудь резиновая индейка из магазинчика приколов. Либо он устроит ужасный взрыв; у него совершенно нет чувства меры. Победила, как всегда, Россия.

Утром я подскочила к телефону на первый же звонок. Молчание, пустота, несмотря натри моих «алло». Только дыхание, а потом отбой. Я точно знала, что это он, но все равно удивилась: как не оригинально. Второй звонок раздался в шесть, третий — в девять. На следующий день пришло письмо — от него, от кого же еще: пустой лист бумаги с наклеенной маленькой ксилографией Смерти с косой. Подпись; «Этот вальс — мой». Слова и буквы были вырезаны из «Желтых страниц», а Смерть — из журнала. Я скомкала бумажку и выбросила в помойку. Королевский Дикобраз оказался скор на расправу, но пусть знает, что я не из пугливых.

Я ждала, что Артуру придет анонимка, поэтому начала просматривать его письма, хотя для этого приходилось вставать ни свет ни заря: надо было успеть спуститься в холл до прихода почтальона. Я взвешивала на руке конверты и, если содержимое вызывало подозрения, откладывала их в сторону, чтобы позднее вскрыть над паром. Этим я занималась пять дней — безрезультатно. Телефонные звонки не прекращались. Не знаю, отвечал ли на них когда-нибудь Артур; если да, то он об этом не упоминал.

Важно было понять, чего хочет Королевский Дикобраз: вернуть меня (в этом случае он ничего не скажет Артуру), убить (сомневаюсь) или всего-навсего отомстить. Может, позвонить и спросить? Если застигнуть его врасплох, он обязательно признается. Глупо было давать ему такую власть над своей жизнью; она ведь еще не до конца разрушена, все еще можно спасти. Я намекнула Артуру, что нам, пожалуй, будет полезно сменить обстановку и переехать в другой город.

На шестой день появилось новое письмо, с адресом, выведенным печатными буквами. Без марки — то есть доставлено не по почте. Внутри — одна-единственная фраза, составленная из газетных букв: «ВЫГЛЯНИ ЗА ДВЕРЬ». Я ждала полчаса, потом выглянула. На пороге лежал мертвый дикобраз с торчащей из тела стрелой. К стреле была прикреплена бумажка с надписью «ДЖОАН».

— О, ради всего святого! — раздраженно воскликнула я. Если бы Артур или хозяин дома нашли его до меня, был бы дикий переполох и, по меньшей мере, — расследование. От дикобраза требовалось срочно избавиться. Зверь был крупный, в многочисленных ранах и уже начинал разлагаться. Я подтащила его к краю крыльца и спихнула в заросли гортензии. Оставалось только надеяться, что никто из соседей меня не видел. Затем я поднялась к себе, нашла зеленый пластиковый пакет и, затолкав туда дикобраза, кое-как перевалила его в мусорный бак с откидной крышкой и надписью «ЖИЛЬЦЫ». Я представила, что будет, если Королевский Дикобраз начнет размораживать всех своих животных и одного за другим приносить ко мне на крыльцо… У него их много, хватит на много недель.

Нет, это уже слишком. Днем я пошла к телефону-автомату и позвонила ему.

— Чак, ты? — сказала я, как только он снял трубку.

— Кто это? — спросил он. — Мирна?

— Никакая не Мирна, черт бы ее побрал совсем, и тебе это прекрасно известно! — воскликнула я. — Это Джоан. Я хочу, чтобы ты знал: то, что ты делаешь, ни капельки не смешно.

— О чем ты? — В голосе у него звучало неподдельное удивление.

— Сам знаешь, — ответила я. — О твоих записочках. Ты, наверно, считаешь, что это очень умно, вырезать буквы из «Желтых страниц». Как будто нельзя догадаться, что это ты.

— Я ничего не вырезал, — сказал он. — Какие еще записочки? Я не посылал никаких записочек.

— А как насчет той дряни, которую ты приволок к нам на крыльцо сегодня утром? Это что, один из твоих драгоценных экспонатов?

— Что ты несешь? Совсем с ума сошла! — возмутился он. — Я ничего такого не делал.

— И кстати, прекрати мне звонить и дышать в трубку.

— Богом клянусь, я тебе не звонил ни разу. А что, кто-то звонит?

Я сдалась. Если он лжет, значит, намерен продолжать свои шуточки. А если нет, то кто тогда этим занимается?

— Чак, скажи честно, — попросила я.

— Я, кажется, просил не называть меня так, — холодно ответил он. — Я ничего не делал. Зачем? Ты сама сказала, что все кончено. Естественно, в тот момент я взбесился, но потом хорошенько все обдумал и решил: кончено — значит, кончено. Ты же меня знаешь. Нынче здесь, завтра там. Бог дал, бог взял. Чего суетиться?