Книга Так становятся звёздами. Часть 2 - Екатерина Оленева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаешь, у нас получится?
— Должно получиться. Ведь на этот раз мы не хотим ничего не обычного, кроме простого человеческого счастья, которое достигается трудом и взаимопониманием.
Его голос, его уверенность потихоньку вливали в скованную льдом душу капельки тепла. Сезар прав. Ещё не всё потеряно. Они должны бороться.
— Корабль уже готов. Кристоф будет ждать нас…
— Кристоф жив?! — вскричала Гаитэ. — Он жив?!
— Ты не знала? — удивлённо поглядел на неё Сезар.
— Я думала, Торн казнил его.
— Мне удалось его выручить в последний момент.
— Почему же ты сразу не сказал мне об этом?! С моей души свалился хоть один камень. Я оплакивала его, считая себя виновной и в этой смерти!
— Рад сообщить, что ты ошибалась. Мы покинем Рэйвсдэйл, прикинувшись мёртвыми. Мертвецов не станут искать.
— Разве это не рискованно?
— Не рискованней, чем остаться и продолжить идти старым путём.
Какое-то время они сидели рядом молча, наблюдая, как в печи тепло горит огонь.
— Я не могу не гадать, всё время думаю, как бы сложилась наша жизнь — всех нас, твоя, моя, Торна, Эфиддели, — если бы отца тогда не убили? Если бы вместо Торна ты спасла его?
— Я любила мужа. Может быть и не так, как следовало, но всё же…
— И всё же, умри Торн тогда, я бы стал императором. Чтобы тогда было бы? С одной стороны, все эти «если» не более, чем игра философов. Я не император. Никогда им не буду. Раньше я думал, что ничего не боюсь, но теперь знаю — боялся. Ещё как! До дрожи боялся неудачи и неизвестности. Ужас сковывал мои чувства, и именно он порождал во мне жестокость. Как всякий загнанный зверь, я скалил зубы и точил когти. То же самое делает сейчас и Торн. Ужас заставляет его проливать кровь. У него есть весь Саркассор, который он отчаянно боится потерять так же, как уже потерял тебя — из-за меня. Раньше я ненавидел Торна так же сильно, как он меня. А теперь…
— Теперь перестал ненавидить?
— Я готов его почти пожалеть. Я знаю демонов, с которыми он стоит лицом к лицу не понимая, что они уже овладели им. Я помню его почти младенцем, хоть он и был старшим. Мы оба всегда действовали с отчаянной настойчивостью во всём. Он, как и я, хотел всего и сразу. У Фальконэ много талантов — очарование, физическая удаль, умение нравиться людям и вести их за собой. Но у меня, как и у Торна всегда была одна слабость. Она, увы, перечёркивает все наши добродетели — мы слишком влюблены в самих себя. Я, как и брат, отказывался понимать, что наша любовь к себе наш главный грех перед теми, кого мы любим. Всю мою жизнь гордость была моим щитом. Но меч любви, той любви, Гаитэ, что зажгла в моём сердце ты, оказалась сильнее. Теперь я выживаю потому, что ты со мной. Ты — моя! Знаешь, зачем я говорю тебе это? Хочу, чтобы ты поняла — тебе нет нужды в дополнительной мести. Ты уже отомстила Торну, отняв у него свою любовь и отдав её мне. Для его гордыни это тяжелее всего. Так ссудили высшие силы — каждый из нас получит что-то одно из самого желанного на свете. Торн — власть и гордость, я — любовь и новый путь. Я никогда не вернусь в Жютен, Торн никогда не увидит больше твоего лица. И тогда между нами будет достигнут паритет, и мы оба сможем двигаться дальше. Но если ты захочешь, чтобы мы пошли назад… я пойду за тобой. Потому что, потеряв и власть, и тебя я всё равно лишусь смысла жизни.
Какое-то время они прислушивались к треску поленьев в печи и лёгкому шелесту волн, почти омывающей стены хижины.
— Я пойду за тобой, Сезар. Я давно сделала свой выбор. А своих мертвецов я успела оплакать.
— Что ж? — усмехнулся он. — Значит, будем жить. Остаётся одно: мы должны как можно скорее попасть на корабль. Только море может подарить нам чувство свободы и безопасности.
Гаитэ была склонна согласиться с мнением Сезара. Он был прав. Нет дара большего чем жизнь и нет жертвы большей, чем смерть. Месть не стоила того, чтобы из-за неё умирать. Нужно ловить момент и бежать. И даже если они не смогут осуществить свой план они хотя бы будут бороться до конца. Если гибель неизбежна, лучше погибнуть на ногах, чем загнанной в угол крысой. Или на дабе.
Пришли свежие новости. Повстанцы заняли ещё один город в Рэйве. Гаитэ не запомнила его название, она никогда раньше об этом городе не слышала. Они винили императора за голод, непрекращающийся вот уже в течение года. А может и больше.
— Рассчитывать на их верность может только глупец, — раздражённо отбросил волосы с лица Сезар, выслушав гонца. — Их гнев произрастает не из патриотических чувств или убеждений, а из пустых желудков. С другой стороны, привлечь таких людей на свою сторону довольно легко. Опустошим кладовки и накормим их.
Гаитэ немного покоробило от таких рассуждений. Слишком цинично, слишком жестокого. Народ всегда ждёт героя и избавителя, но кто бы не рвался к трону, он действует лишь во имя своих собственных интересов, а не ради того, чтобы спасать.
— Мы накормим людей, укрепим их тела и вольём в душу воинственный пыл.
Сезар готовился к новому бою, в котором планировал «умереть» так, чтобы сомнений в его гибели ни у кого не осталось. Для Гаитэ планировалось разыграть собственный спектакль.
Гаитэ привыкла видеть Сезара сильным. Возможно потому, что никогда не подходила к нему на достаточно близкое расстояние для того, чтобы он делился с ней сокровенными мыслями и чувствами. Видеть его сомнения было в новинку и немного жутко.
Торн никогда не сомневался. Ни в чём.
— Если я сяду на коня, я должен буду выступить. Должен буду повести за собой людей. Но я поведу их на верную гибель. Могу ли я? Имею ли на это право?
— Нет. Будет лучше, если мы попытаемся сбежать отсюда до того, как прольётся большая кровь. Лучше стать никем, чем вести людей на убой, как скот, без всякой надежды на победу в битве.
Он кивнул. Но он её не послушал.
И через несколько дней по землям Рэйва пронесся привычный клич:
— Вперёд!
И с мечом наголо Сезар повёл за собой отряд повстанцев.
Последними словами, обращёнными Сезаром к Гаитэ было: «Если сегодня я умру, дорогая, я умру благодарным за каждый момент, что провёл подле твоих колен. Ты научила меня верить правде, не заботясь даже о том, если этот момент последний. Ты научила меня любви. И если в мире есть ангелы, добрые духи послали мне такого на моём пути, наверное, затем, чтобы я не сомневался в существовании бога. И я не сомневаюсь. Знай, я ни о чём не жалею. Если бы всё вернуть назад, я повторил бы всё сначала и вновь был бы у твоих ног, прекраснейшая из женщин, моя добрая повелительница».
С замиранием сердца смотрела Гаитэ на ровные ряды мятежников, вышагивающий под яркими штандартами. И истово молилась им вслед, и молитва её была краткой: «Вернитесь живыми! Только вернитесь живыми. О большем не прошу».
Ожидание — самое тягостное, что может быть, особенно когда речь идёт о жизни и смерти. Гаитэ решила использовать время с пользой. Попрощаться со своим врагом, которого она планировала любить до самого гроба.