Книга Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945 - Отто Скорцени

— Я всей душой и телом вместе с вами и готова помочь в любом вопросе! — заявила она.

Чудо случилось — через десять суток упорного труда (рабочий день продолжался по пятнадцать часов) три изделия стояли в готовности к запуску на экспериментальном полигоне возле Рехлина[188], где проходили последние испытания и новые реактивные истребители. Хорошо, что я предусмотрительно попросил выделить мне летчиков-испытателей. Теперь можно было приступать к самому главному!

Стоял чудесный солнечный день, когда я снова повстречал Ханну Райч, чтобы на ее частном самолете «Бюккер-Юнгманн» полететь на первый запуск нашего изделия. Между тем воздушное пространство над Германией и в дневное время превратилось в настоящие охотничьи угодья вражеских истребителей. Поэтому нам пришлось, выражаясь летным языком, идти на бреющем полете, тесно прижимаясь к земле.

В самолете Ханна Райч буквально преобразилась — от этой хрупкой и нежной женщины не осталось и следа. Рядом со мной сидел уже уверенный в себе летчик. Чувствовалось, что Ханна умела управляться не только с этой легкой машиной. Я не поверил своим ушам, когда она запела в полный голос. И надо отдать должное этой летчице, знавшей все народные песни своей силезской малой родины.

Самолет имел двойное управление, но, к моему великому сожалению, ручка управления с моей стороны отсутствовала. После недолгого колебания я перевел рукоятку стартера двигателя в пустую втулку и, поставив ножную педаль на максимальную длину, взял управление на себя. Мною овладело чувство гордости оттого, что именно моей скромной персоне было позволено везти самую лучшую в мире женщину-летчицу. Мне даже показалось, что данная ситуация Ханне Райч понравилась. Во всяком случае, она безмятежно продолжила свое пение и позволила мне выкурить сигарету.

Уже во время этого полета я подумал про себя, какой ужас испытают матросы и офицеры вражеского военно-морского флота, когда обычно безобидные для них «Фау-1», летящие на Англию через пролив Ла-Манш, внезапно обрушатся на транспортные корабли.

«Интересно, будет ли расценен первый такой налет как случайность?» — подумалось мне.

Когда мы прибыли в Рехлин, к старту все было готово. «Фау-1», словно птенца, прикрепили под крылом Не-111, проверили еще раз реактивный двигатель, и только после этого раздалась команда к старту. Мы, как зрители, с напряжением следили за дальнейшим развитием событий, и, как всегда бывает при первом испытании, волнение охватило не только непосредственных участников, но и всех присутствовавших. Вверх устремился взор каждого, кто работал на испытательном аэродроме и не раз наблюдал пробные запуски.

Наконец «Фау-1», словно игрушечный аэроплан, отделилась от самолета-носителя, и стало видно, насколько большей скоростью обладала эта маленькая птица — 600 км в час против 300 км в час у Не-111. Где-то на высоте тысяча метров пилот «Фау-1» описал несколько широких кругов, и все вроде бы шло хорошо. Затем летчик сбросил газ, что было хорошо видно по уменьшению реактивной струи, начал снижаться для захода на посадку и прошел против ветра над аэродромом, перелетев его на пятьдесят метров.

«Боже! — подумали мы. — У него все еще слишком большая скорость! Только бы все закончилось без происшествий!»

Пилот вторично зашел на посадку. На сей раз он, видимо, решился сесть, так как машина буквально выбрила взлетную полосу, пройдя в двух-трех метрах от земли. Однако в последний момент летчик явно переменил решение и не стал садиться на широкие полозья, снова легко поднявшись вверх.

«Неужели он испытывает страх перед посадкой?» — с нарастающим беспокойством подумали мы.

Далее события явно вышли из-под контроля — на третьей попытке «Фау-1» чиркнула по плоскости очень пологого холма, задела верхушки деревьев и скрылась за гребнем. Два облака густой пыли свидетельствовали, что там произошло что-то нехорошее!

Я вместе с двумя санитарами бросился к стоявшему наготове вездеходу, и мы помчались на максимальной скорости напрямик, через поля, к месту происшествия. Обломки самолета были заметны издали — одно крыло валялось в одном месте, второе — в другом, фюзеляж — в третьем. Хорошо еще, что ничего не горело! Пилота мы нашли метрах в десяти от фюзеляжа. Видимо, обтекатель из плексигласа откинулся при ударе, и его выкинуло наружу. Он был жив, но без сознания, и мы сразу же отправили пилота в госпиталь.

Поскольку расспросить летчика не представлялось возможным, мы пытались хоть что-нибудь понять, рассматривая борозды, оставленные аппаратом в рыхлой почве. Вероятно, в последний момент пилот решил совершить вынужденную посадку на вспаханном поле. Но зачем?

В свою очередь, техники внимательно изучили обломки, не упустив из виду ни одной детали. Никакой неисправности они не обнаружили, и в результате было принято решение повторить попытку на следующий день. Второй летчик-испытатель, несмотря на неудачу первого, дал согласие. И снова все повторилось — «Фау-1» легко отделилась от самолета-носителя, сделала больше виражей, чем накануне, а затем пошла на посадку. Однако ей не удалось коснуться посадочной полосы, и аппарат разбился почти на том же самом месте, что и предыдущий. Пилот также был тяжело ранен, и расспросить его тоже не удалось.

Мы все чувствовали себя подавленными, а Ханна не смогла сдержать слез. Неужели опытные мужи из министерства авиации оказались правы? Неужели мы на самом деле опрометчиво нарушили предписанные сроки?

Из министерства мне сообщили, что дальнейшие испытания запрещаются и вопрос об их возобновлении будет рассмотрен после изучения деталей происшествий новой комиссией. Я всегда испытывал отвращение к подобным комиссиям, поскольку знал, как они затягивают решение вопросов на целые недели. Кроме того, меня мучили угрызения совести из-за того, что произошло с обоими испытателями. Им уже стало гораздо лучше, и они в один голос начали говорить о каких-то вибрациях в системе управления, однако объяснить причину неудач так и не смогли.

Не прошло и недели после неудавшихся испытаний, как ко мне явилась Ханна Райч в сопровождении инженера, руководившего работами, и инженер-капитана К. из министерства авиации. Я весь напрягся, ожидая плохих известий, однако, к моему величайшему изумлению, Ханна заявила, что им удалось найти причину обеих катастроф. Дело заключалось в том, что, изучив личные дела обоих летчиков-испытателей, они обнаружили, что никто из пилотов не имел опыта управления скоростными самолетами, а для того, чтобы совладать с большой скоростью этих очень небольших по своим габаритам машин, требовался именно такой опыт. Все трое были убеждены, что причина заключалась только в этом, так как принципиальных конструктивных ошибок обнаружено не было.

В качестве доказательства своей правоты все трое потребовали немедленно провести очередные испытания уже изготовленных изделий. Но здесь имелась одна большая закавыка — наложенный министерством авиации запрет. И с этим нельзя было не считаться. Однако они изъявили готовность обойти этот запрет. Требовалось только мое согласие. Я не знал, что мне делать! Тем более что летчиком-испытателем на сей раз вызвалась стать сама Ханна Райч!