Книга Приключения капитана Коркорана - Альфред Ассолан

Но из всех авторов, умерших и живых, очевидным преимуществом пользовался г. виконт Понсон ди Терайль, и только Библия брала над ним перевес. При этом надо заметить, что все экземпляры Библии, за весьма редким исключением, были на английском языке, а как известно, ни один истый англичанин никогда не путешествует без Библии.

— Говоря откровенно, вся моя обстановка и вся мебель, собранные с таким терпением моим предместником, представляет собою случайный сбор всякой всячины, но есть у меня кое-что и получше, притом мною приобретенное, и вот я тебе это сейчас покажу… Акажу!

Негр моментально появился.

— Брось на время твою Нини и твоего Зозо и поди оседлай Флика и Флока. Магараджа желает прогуляться до захода солнца.

Акажу исчез, но вскоре снова появившись, возвестил:

— Флик и Флок к услугам массы Кватерквема.

Это были маленькие пони, немного менее ростом, нежели ослы, но поразительно быстрые и красивые.

Коркоран осыпал их похвалами.

— Я охотно бы привез к себе на остров арабских или туркменских лошадей, но, к сожалению, мой фрегат еще не приспособлен для этого; во всяком случае, это было бы крайне затруднительно.

Несмотря на свой незначительный рост, Флик и Флок были выдающимися рысаками, и даже в Шантили было бы нелегко найти им соперников. В силу этого в какие-либо четверть часа они уже домчались до южной оконечности острова, и оба путешественника слезли с коней у подножия бельведера, находившегося на вершине очень высокого холла, господствовавшего над всем островом. Они поднялись на самый верх, и Кватерквем, показывая на море, казавшееся совершенно спокойным, сказал:

— Видишь ли ты эту маленькую волну, разбивающуюся об утес? Это водоворот, о котором я тебе рассказывал. Теперь можно подумать, что это озеро, наполненное растительным маслом, а потому, что теперь все стихло в водовороте. Через полчаса он снова забушует. Теперь повернись и погляди налево. Вот мои апельсинные, лимонные и банановые деревья. Вот мои нивы и луга. У меня все есть в моих сараях: овцы, быки, коровы, куры и индюшки и в особенности свиньи… Но ты меня не слушаешь, магараджа… О чем ты грезишь?..

— Я грежу, — отвечал Коркоран, — об обеде, который готовит нам госпожа Нини. Эта долина, указанная тобою, несомненно прелестна. Ручей, протекающий там под тенью деревьев между этими скалами, глубок, и вода в нем чиста и прозрачна. Холм, весь покрытый лесом, защищает его от ветров с моря, и дом твой великолепно дополняет всю эту прелестную картину. Словом, ты должен чувствовать себя здесь счастливым, и я чувствовал бы себя счастливым находиться с моей дорогой Ситой под тенью этих деревьев, но этот момент еще не наступил. Отдыхать ранее окончания дела было бы позором. В силу изумительного счастья в руках моих, быть может, есть возможность освободить от рабства сто миллионов человек и нельзя мне запереться в веселом аббатстве Телема. Нет, черт возьми! Клянусь Брамой и Вишной! Или я останусь победителем, или погибну, а если Провидению угодно будет отказать мне как в победе, так и в смерти, ну тогда дело иного рода, тогда весьма возможно, что я воспользуюсь твоим любезным предложением. А пока отправимся обедать, так как жаркое может подгореть, да и ночь не за горами.

По отношению к жаркому Коркоран нисколько не ошибся, так как, едва они подъехали, с заметным беспокойством бродивший около дома Акажу поспешил доложить им, что обед давно готов и Нини начинает терять терпение, опасаясь, что все кушанья перестоят.

Войдя в столовую, Коркоран был изумлен великолепием и изяществом всей сервировки. Всюду золото, серебро, позолоченная бронза, севрский фарфор и слоновая кость. Все это было помечено самыми разнообразными инициалами: тут были короны герцогские, графские и маркизские.

Обед был изобилен и чрезвычайно изыскан. Соусы и подливки были превосходны. Коркоран расхваливал искусство Нини.

— Все это ничто по сравнению с консервами. Все, что весь мир производит самого изысканного, попадает к нам путем кораблекрушений. У меня целые груды реймских окороков и мясных консервов всякого рода. Я кончил тем, что перестал собирать эту громоздкую добычу, — говорил Кватерквем. — Акажу получил приказание собирать только вино и книги. Мой погреб и моя библиотека благодаря океану самые лучшие в мире. В особенности вино очень изысканно и тонко. Ты прекрасно понимаешь, что никто не станет посылать в Австралию плохое вино, так как сама перевозка стоит гораздо дороже ценности плохого вина. Как тебе нравится вино?

— Оно превосходно!

— Так вот я тебе скажу, друг мой, что это Констанское вино сбора 1811 года. У меня его всего двадцать пять бутылок и я смело утверждаю, что если бы все цари мира образовали коалицию с целью приобретения этого вина, они все же не приобрели бы ни одной бутылки этого вина. Уже пятнадцать лет как оно на этом острове, попав сюда таким же путем, как и его преподобие Смитсон. Но это Констанское, пожалуй, должно уступить в достоинстве одному сорту шампанского, которого у меня имеется весьма значительный запас, но я не знаю, когда и как оно сюда попало. Клянусь, что если бы Юпитер и Брама имели понятие об этом шампанском, они бы сошли с неба, чтобы выпить, чокаясь со мною.

Они пили, курили и задушевно беседовали; окна были открыты, и легкий морской ветерок врывался, освежая комнату. Наконец оба друга почувствовали, что веки их смыкаются. Кватерквем отвел своего гостя в приготовленную для него комнату.

— Вот тебе свечи; вот и книги, если захочешь читать, — сказал Кватерквем. — Вот лимонад, если захочешь пить. Если вздумаешь набросать какую-либо поэму, так вот тебе бумага, перья и чернила. Покойной ночи; забудь своих подданных, своих врагов, свои проекты, политику и все, что придает тебе такой озабоченный вид. Ты под кровлей друга, спи спокойно.

Кватерквем ушел, не затворяя за собою дверь.

Да и на что было затворять? Какого врага возможно было здесь опасаться?

Вслед за тем он сам лег и тотчас уснул глубоким сном. Акажу, Нини и Зозо давно уже храпели во всю силу легких.

На этом блаженном острове бессонница была делом немыслимым!

XIX. Сон магараджи

Около трех часов утра Коркоран проснулся. Ему приснился ужасный сон. Но так как он никому об этом сне не рассказывал и даже своему другу Кватерквему, я не признаю себя вправе открывать эту тайну. Но надо полагать, что этот сон вызвал в нем страшные предчувствия, так как он тотчас отправился разбудить друга.

Кватерквем, едва раскрыв глаза и совсем сонный, пробормотал:

— Что случилось?

— Поедем!

— Как? Ехать! Да ведь все спят; Акажу храпит, да и я также…

— В таком случае, я уеду один.

— Не позавтракавши? Нини это никогда тебе не простит!..

— Пожалуй, позавтракаем, если это требует Нини, но я тебя предупреждаю, что около полудня мы должны быть в Бхагавапуре: меня терзают страшные предчувствия. Я убежден, что нам угрожает ужасная опасность. Надо чтобы завтрак был готов через пять минут, а фрегат через четверть часа.