Книга Барселонская галерея - Олег Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По-моему, теперь твоя очередь рассказывать, сынок… — намекнул Георгий Борисович.
И Денис, как мог, все объяснил. Про пари умолчал, наплел, что увидел Таню в аэропорту, и она ему сразу очень понравилась. Но, поскольку он устал от того, что девушек интересуют только его деньги, а не он сам, решил до поры до времени скрыть, кто он такой, и посмотреть, как будут развиваться события дальше.
Взрослая понарошку
1967–2007 годы
На вопрос: «Как вас зовут?» — бывшая жена Олега всегда отвечала: «Оля». Не Ольга, не Ольга Александровна, а просто Оля. Несолидно, конечно, и несерьезно как-то. Но что было делать? Ну не чувствовала она себя Александровной. И даже Ольгой не чувствовала.
При этом Оля Игнатенко, в девичестве Большакова, не имела отношения к той породе, про которую меткая пословица говорит: «маленькая собачка — до старости щенок». И женщиной-подростком — невысокой, с узким тазом, плоской грудью и мальчишеской стрижкой она тоже не была. Рост метр шестьдесят пять, бюст третьего размера. К тому же за последние несколько лет она прибавила несколько килограммов. Какой уж тут узкий таз!
Но, несмотря на годы и килограммы, ей никак не давался переход из одной возрастной категории в другую.
Одна из ее институтских приятельниц, Ритуля Комарова, сказала как-то, что ощутила себя Маргаритой Сергеевной, когда вышла замуж. Когда до этого памятного события ее называли по имени-отчеству или на «вы», ей это казалось ужасно забавным и не верилось, что человек может произносить это всерьез. Но замужняя дама — совсем другое дело. Правда, Ритин муж через два года ушел, а отчество Сергеевна осталось. Вместе с фамилией бывшего супруга. Другая знакомая, Юля, призналась, что почувствовала себя Михайловной после того, как ее повысили в должности и сделали завканцелярией. Когда ты начальник, сам бог велел, чтобы подчиненные обращались к тебе по имени-отчеству.
Однако Оля Игнатенко пока никакой перемены в себе не ощущала и, когда приходилось представляться «по полной форме», чувствовала себя неуютно. Ей было уже почти сорок, но казалось, что нет еще и двадцати пяти. А может, даже пятнадцати.
Оля была поздним ребенком. К моменту ее появления на свет родители уже смирились с тем, что у них не будет детей, и не пытались их завести. Возраст уже солидный, за тридцать, можно попросту не успеть вырастить свое чадо.
Здоровье ухудшается, да и силы уже ни те… Однако у судьбы, как известно, свои планы. Внезапно наступившая беременность оказалась, мягко говоря, неожиданной, но, несмотря на это, вопрос об аборте даже не поднимался. Такие уж были представления у Ирины и Александра Большаковых: ребенок — всегда счастье. Но они даже не могли предположить, каким счастьем станет для их дружного семейства эта крошечная долгожданная девочка. Олю с самого младенчества баловали и обожали абсолютно все. Родители, бабушки и дедушки, дяди и тети, двоюродные братья и сестры. Ей уделялось такое количество внимания, которое, должно быть, не всегда получает единственный наследник в королевской семье.
Наверное, она могла бы вырасти невероятно избалованной и уверенной в себе женщиной, но этого не произошло. Вернее, произошло иначе. Оля просто «не выросла». Шли годы, а она оставалась все той же маленькой девочкой, какой была в родительском доме. Послушной, милой, инфантильной и совершенно не приспособленной к жизни.
С малых лет Оля ничего не делала сама. Лет до шести она не умела завязывать шнурки и застегивать пуговицы. Она не желала есть сама, потому что привыкла, что ее кормят с ложечки, не засыпала одна, только с кем-нибудь из взрослых и только под чтение любимой книжки. Оля не умела играть, ей сразу становилось скучно, неинтересно, и, забросив дорогущую куклу, она отправлялась на поиски бабушки, с которой можно было порисовать, полепить, попеть песни или заняться еще чем-нибудь интересным. Справедливости ради надо сказать, что Олюшка никогда не тянула одеяло на себя и была рада любому занятию, которое ей предложат. Только чтобы взрослые были рядом.
Помогать по дому девочке не давали. Никому и в голову не приходило сказать: «Давай я буду мыть посуду, а ты вытирай». Все дела тут же откладывались на потом или делались урывками. Главное было — «заниматься ребенком». А уж о том, чтобы поручить ей самой вынести мусор или сходить за хлебом, не было и речи. Даже комнатные цветы, которые она очень любила, и те бабушка поливала сама.
Девочка росла ласковой, неконфликтной и совершенно некапризной. Хотя насчет последнего судить было сложно. Ей просто незачем было капризничать — все желания исполнялись сразу и полностью. Довольно долго Оля полагала, что так и надо. Откуда маленькому ребенку было знать, что в жизни бывает по-другому? Ведь со сверстниками она почти не общалась.
В детский сад она, разумеется, не ходила. Зачем? Ребенку лучше дома, с родными. Во дворе девочка не обращала на других детей особого внимания. Ей было с ними неинтересно. Зачем они, когда рядом бабушка, которая качает на качелях, плетет венок из одуванчиков, учит ловить мяч и даже делает вместе с любимой внучкой куличики, сидя на корточках в песочнице?
Но и эти будни с бабушкой казались серым пятном на фоне выходных, когда дома собиралась вся семья и начинался настоящий праздник.
— Олюшка просыпается, — шептал кто-нибудь из взрослых, с умилением глядя в ее кроватку.
И все семейство скапливалось в дверях маленькой комнаты, с нежностью наблюдая, как потягивается их любимица.
— Олюшка, а пойдем сегодня в зоопарк? — предлагала мама.
— Купим мороженое и игрушек, — обещал папа.
— Что-то ты бледненькая, не заболела ли? — волновался дедушка.
— Дайте ребенку проснуться! — сердилась бабушка. — Оленька, иди оладушков поешь, пока горяченькие.
Семья усаживалась завтракать за круглый стол, и за едой только и разговоров было, что про Олюшку. В понедельник Оленька впервые попробовала красную рыбу, и ей понравилось. А во вторник сказала такую забавность, что дедушка хохотал целый час. А в среду у нее начал качаться молочный зубик, и это катастрофа, потому что девочке неудобно.
Дошкольные годы Оли Большаковой казались сплошной сказкой. Умненькая, развитая девочка не только знала буквы и цифры, но уже умела читать, писать, считать до тысячи, прекрасно рисовала и с удовольствием пела. И при всем этом продолжала есть с ложечки, а выходя на улицу, покорно разрешала бабушке застегивать пуговицы на пальто, надевать ей шапку, ботики и завязывать шарф.
Отправляясь «первый раз в первый класс», Оля уже прочитала множество книг — ну, не сама прочитала, правда, а прослушала чтение взрослых. Она была знакома и с Буратино, и с Чиполлино, и с Маугли, и с Волшебником Изумрудного города. Но при этом понятия не имела о тех вещах, которые знали все ее одноклассники, даже те, кто еще не умел ни читать, ни писать. Оля не представляла, что в жизни не всегда все происходит так, как этого хочется ей, что иногда за желаемое нужно бороться, а иногда — смириться и принять все как есть. Ей было невдомек, что взрослые люди бывают не только добрыми, как родители и дедушки с бабушками, но и злыми. Что даже человек в возрасте не всегда оказывается прав, а некоторыми вещами лучше не делиться ни с кем. Что к семи годам уже хорошо бы уметь обзаводиться приятелями и постоять за себя, если вдруг понадобится.