Книга Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…что касается чеховского языка, в котором вся проплёванность, гниль выражений с нытьём, с три раза повторяющимися на зевоте словами: «В Москву, в Москву, в Москву».
СОСНОВСКИЙ. – Поучитесь у него!
МАЯКОВСКИЙ. – Услуга за услугу: вы будете учиться у меня, а я – у него!
Если бы эти расплывчатые слова: «В Москву, в Москву, в Москву» товарищ Безыменский применил в своём стихотворении, весёленькая плаксивая галиматья получилась бы!»
На этом, собственно, и завершилось выступление поэта. Он добавил лишь две фразы:
«Заканчивая, товарищи, своё краткое сумбурное выступление, должен отметить, что, как два года тому назад Леф стоял на определённой позиции, так и теперь он стоит на ней же, закрепив дружественные связи с фронтом пролетарских писателей, с ВАППом. Леф, как и прежде, будет стоять на той же линии, с желанием, чтобы в области ремесленного производства вещей, нужных для сегодняшней эпохи, мы чаще бы учились у мастеров, которые на собственной голове пережили путь от Пушкина до сегодняшнего революционного Октябрьского дня».
Фразы поэта и в самом деле были довольно сумбурными (как это частенько бывало у Маяковского), хотя и содержали полный набор нужных фамилий, событий и названий литературных групп: «Пушкин», «революционный Октябрь», «Леф», «ВАПП» и тому подобное. Собравшиеся в зале пролетарские писатели к подобным речам уже давно привыкли, поэтому оратору вежливо проаплодировали.
А у Виссариона Саянова и его молодых друзей-поэтов эти заключительные слова Маяковского вызвали недоумение:
«Уходя с трибуны, он назвал своё краткое выступление сумбурным, и это особенно удивило нас. Нет, видно по всему, что Маяковский сегодня не в ударе».
После того, как Владимир Маяковский покинул трибуну, произошло, по словам Виссариона Саянова, следующее:
«После него должен был говорить Демьян Бедный. Но Демьян Бедный отказывается от слова: он не хочет говорить сразу после Маяковского, у которого, по мнению Бедного, пролетарским писателям учиться нечему».
Здесь Саянов вновь не совсем точен. После Маяковского Демьян Бедный выступил – сохранилась стенограмма, опубликованная в 13-томнике. И выразил своё отношение к независимому («хозяйскому») тону речи Маяковского:
«Приходит человек и первым же делом должен был бы сказать, что считает за удовольствие и за честь выступать перед этим собранием: спасибо, что вы мне разрешили. Это серьёзное собрание, а не Политехнический музей, куда музейная шушера ходит».
Это было только начало – главный удар был впереди. Стенограмма гласит:
«ДЕМЬЯН БЕДНЫЙ. – Приходит человек: я вам о Ленине написал. Знаете, что получилось? Я не читал этой поэмы, видел всего строк двадцать: Ленин – сияющий генерал будущего или прошлого.
МАЯКОВСКИЙ. – Это клевета!»
В те годы в стране Советов не было, пожалуй, более ругательного слова, чем слово «генерал».
Виссарион Саянов:
«В зале сразу задвигали стульями, зашумели, заговорили.
– Ленина?!
– Генералом?!
– Не может быть!
– А ещё называет себя революционным попутчиком!
– Позор! Да мы не позволим Ленина приравнивать к золотопогонникам!
Взволнованный Маяковский бросается к трибуне, но его оттесняют. Он изменился в лице, побледнел, кажется издали, что он прикусил губу. Он хочет сразу ответить, но председатель закрывает собрание. В зале становится шумно, никто из нас не может разобрать, что говорит Маяковский.
Молодой стихотворец пытается оправдать Маяковского:
– Поэт имеет право на смелый художественный образ!
Но его сразу прерывают десятки голосов:
– Чепуха!
– Всё равно генерала в стихи не всадишь!
– Тоже адвокат нашёлся!..
Безнадёжно старый для начинающего поэта из группы «Рабочая весна» подходит к Демьяну Бедному и громко шепчет:
– Я вам ещё приведу примеры из его поэмы… У меня записано… Вы прямо ахнете…
Демьян Бедный отстраняет от себя докучливого поэта и уходит вместе с Сосновским.
Быстрым решительным шагом проходит Маяковский, не оглядываясь, высоко запрокинув голову, не обнаруживая желания с кем-нибудь беседовать сейчас».
На этом инциденте утреннее заседание завершилось, и пролетарские писатели разошлись по своим делам.
Наступил вечер, о котором Виссарион Саянов написал так:
«В тот же день на вечернем заседании зал набит битком. Многие молодые поэты устраиваются возле самой трибуны.
Маяковский сидит спокойно, и улыбка таится в углах его губ, рядом с изжёванной папиросой. Он перелистывает записную книжку, и кто-то, сидящий рядом, бесцеремонно пытается заглянуть в неё. Маяковский раздражённо пожимает плечами и пересаживается на другой стул.
Но вот, наконец, открывается заседание. Председатель даёт слово для справки Маяковскому».
Здесь снова неточность. Сначала слово было предоставлено Льву Сосновскому, который с газетой в руке, поднялся на трибуну и сказал:
«Есть поэты, которые не решаются писать о Ленине, не находят слов. А между тем есть люди, которые за словом в карман не полезут».
Дальше – слово Виссариону Саянову:
«Тяжёлым, внимательным взглядом Сосновский обводит насторожившийся зал. Газета, которую он держал в руках, оказывается «Известиями», и он необычайно громко читает отрывок из поэмы «Владимир Ильич Ленин»:
Зал ахнул при последних словах.
– Видите, что позволяет себе писать в советской печати Маяковский! Ленин оказывется у него генералом, да ещё сияющим!»
Только после выступления Сосновского председательствующий дал слово Маяковскому – для справки. Саянов пишет:
«Поэт идёт к трибуне спокойным уверенным шагом. В удивительной тишине начинает свою речь. Он говорит громко, очень отчётливо, не улыбается, не шутит, как обычно. Деловой разговор, короткая справка, факты, даты – и никакого волнения в голосе, никакой полемики с людьми, глумившимися над его поэмой».
