Книга Кенилворт - Вальтер Скотт

— Ну что ж, — сказал Тресилиан, — это, пожалуй, будет кстати. У меня есть для тебя поручение в Беркшир, но не в той стороне, где тебя знают, а в противоположной. Еще прежде чем ты придумал себе этот новый предлог, чтобы уйти от меня, я решил послать тебя туда по секретному делу.

Кузнец выразил полную готовность выполнить поручение, и Тресилиан, зная, что он уже хорошо знаком с целью его пребывания при дворе, откровенно рассказал ему все остальные подробности. Он упомянул и о своем соглашении с Джайлсом Гозлингом и сообщил о том, в чем сегодня признался Варни в аудиенц-зале и что было потом подтверждено самим Лестером.

— Ты видишь, — добавил он, — что в создавшихся обстоятельствах я вынужден зорко наблюдать за каждым шагом этих бесчестных, бессовестных людей — Варни и его сообщников Фостера и Лэмборна. Да и за самим лордом Лестером надо следить: он и сам, как я подозреваю, скорее обманщик, чем обманутый, во всем этом деле. Вот мой перстень, как условный знак для Джайлса Гозлинга. А вот вдобавок и деньги — эта сумма будет утроена, если ты будешь мне верно служить. Итак, отправляйся в Камнор и разузнай, что там происходит.

— Я еду тем более охотно, — сказал кузнец, — что, во-первых, я служу вашей милости, а вы всегда были так добры ко мне. А во-вторых, потому что я удираю от своего старого хозяина. Он если и не воплощенный дьявол, то, во всяком случае, по своим замыслам, речам и поступкам шибко смахивает на демона-искусителя. Но пусть и он бережется меня. Сейчас я бегу от него, как бежал раньше. Но если постоянное преследование доведет меня до ярости, я, как дикий шотландский скот [79] , могу наброситься на него в припадке ненависти и отчаяния. Не соизволит ли ваша милость приказать, чтоб мне оседлали лошадку? Мне остается только дать милорду лекарство, разделив его на должные дозы с предписанием как и когда принимать. Его безопасность будет теперь зависеть от осторожности его друзей и слуг. От прошлого он уже спасен, но пусть бережется в будущем.

Уэйленд Смит нанес прощальный визит графу Сассексу, оставил инструкции по поводу режима и указания относительно диеты и, не дожидаясь утра, покинул замок Сэйс.

Глава XVIII

Приходит час,

Он наступил, и вот теперь ты должен

Большой итог всей жизни подвести.

Уж над тобой победные созвездья,

Планет благоприятны сочетанья,

И говорят они тебе: «Пора!»

«Валленштейн» Шиллера в переводе Колриджа

Когда Лестер вернулся к себе после столь знаменательного и столь тревожного дня, в течение которого его корабль, преодолев так много ветров и миновав так много мелей, достиг наконец с развевающимся флагом гавани, он испытывал усталость, как моряк, благополучно прошедший сквозь гибельную бурю. Он не произнес ни слова, пока его камердинер снимал с него богатый придворный наряд и облачал в подбитый мехом ночной халат, а когда это должностное лицо доложило, что господин Варни желал бы поговорить с его сиятельством, он ответствовал лишь недовольным кивком. Тем не менее Варни, приняв этот знак за позволение, вошел, а камердинер удалился.

Граф сидел в кресле молча и почти неподвижно. Опершись головой на руку, а локтем на стол, он, казалось, не замечал, что его доверенный вошел и уже находится рядом с ним. Варни подождал несколько минут — не заговорит ли граф. Ему хотелось узнать, в каком же он наконец настроении после столь многих и серьезных волнений этого дня. Но он ждал напрасно, граф продолжал безмолвствовать, и Варни понял, что ему придется начать разговор первому.

— Могу ли я поздравить ваше сиятельство, — сказал он, — с заслуженной победой, которую вы сегодня одержали над столь грозным соперником?

Лестер поднял голову и ответил мрачно, но без гнева:

— Варнн, ты, чья хитрость вовлекла меня в паутину самой низменной и опасной лжи, ты прекрасно понимаешь, как мало сейчас оснований поздравлять меня по этому поводу.

— Неужели вы осуждаете меня, — возразил Варни, — за то, что я сразу же не выдал тайны, от которой зависит ваше благополучие и которую вы так часто и так настойчиво увещевали меня хранить? Ваше сиятельство присутствовали там лично, вы могли опровергнуть меня и погубить себя, открыв истину. Но, право же, верному слуге не подобает поступать так без вашего приказания.

— Я не могу отрицать этого, Варни, — сказал Лестер, вставая и прохаживаясь по комнате. — Мое собственное тщеславие сыграло предательскую роль по отношению к моей любви.

— Скажите лучше, милорд, что ваша любовь оказалась предателем по отношению к вашему величию и стала преградой на таком пути к почестям и власти, какой не открывали еще никому другому. Чтобы сделать высокочтимую леди графиней, вы упустили возможность самому стать…

Он умолк, как бы не желая заканчивать начатую фразу.

— Стать кем? — спросил Лестер. — Договаривай, Варни.

— Стать королем, милорд, — ответил Варни, — и притом королем Англии! Сказать это — не означает измену королеве. Ей повезло бы, если бы она приобрела то, чего ей желают все ее верные подданные, — цветущего, благородного и доблестного супруга.

— Ты с ума сошел, Варни, — отвечал Лестер. — А кроме того, в наше время мы навидались всего достаточно, чтобы получить отвращение к венчальной короне, которую мужчина хватает с колен своей жены. Вспомни Дарнлея в Шотландии.

— Кого? — переспросил Варни. — Да это болван, дурак, трижды отупевший от пьянства осел, который позволил, чтобы его запалили в воздух, как ракету в праздничный день. Если бы Марии довелось выйти замуж за благородного графа, некогда предназначенного судьбой разделить с ней трон, у нее был бы супруг совсем иного рода. И этот супруг нашел бы в ней жену такую же покорную и любящую, как подруга самого скромного сквайра, которая скачет верхом за охотничьими псами и держит мужу уздечку, когда он садится на лошадь.

— Могло бы быть и так, как ты говоришь, Варни, — сказал Лестер, и при этом самодовольная улыбка промелькнула на его встревоженном лице. — Генри Дарнлей плохо разбирался в женщинах. Мужчина, который постиг женщин, мог бы надеяться поладить с Марией. Но Елизавета… это совсем другое дело, Варни. Я думаю, что бог, наделив ее сердцем женщины, дал ей еще и разум мужчины, чтобы сдерживать безумные порывы сердца. Да, я знаю ее. Она будет принимать знаки любви и даже возвращать их, всей душой внимать сладостным сонетам и отвечать ими же, она способна довести любезности до той грани, где они становятся взаимным обменом нежных чувств. Но она начертала nil ultra [80] всему, что может последовать за этим, и не пожертвует даже крохотной частицей своей верховной власти за всю азбуку Амура.