Книга Королевская кровь. Книга 7 - Ирина Котова

Макс достал себе из колодца воды – пахнущей такой же тухлятиной, что и все вокруг, – и, преодолевая брезгливость, напился, стал умываться.

– Колун бери, – крикнул ему хозяин, только что хлопнувший дровосека по рукам и удовлетворенно отсчитавший несколько монет из кошеля, висевшего на поясе. Точнее, под поясом – под огромным брюхом, выглядывающим между широкими холщовыми штанами и серой рубахой. – Справишься, иди есть – девки проснутся уже, приготовят.

Рубить полые стволы оказалось легко – если бы только не проклятая жара! По спине под вновь перемотанными крыльями тек пот, и Макс с неудовольствием подумал, что, если он тут задержится хотя бы на неделю, будет благоухать так, что смрад столицы покажется ему цветочным ароматом. Впрочем, здесь все так воняли.

Он работал топором и уже заканчивал складывать дрова в поленницу, когда во дворе показалась Венин с двумя ведрами, подошла к колодцу. Руки ее все были в синяках, как и шея. И на лице краснел кровоподтек на всю щеку, еще не успевший налиться синим, и глаз заплыл.

«Это тебя не касается, – привычно сказал он себе. – Ты не спасешь всех женщин этого города. У тебя другое дело. Нельзя вызвать подозрения».

Макс отряхнул руки, подошел к колодцу – женщина как раз тянула из колодца ведро на веревке. Он перехватил веревку, помочь – и Венин испуганно взглянула на него и опустила глаза.

У нее был взгляд агонизирующего живого существа.

– Полей, – попросил Тротт, и она послушно опрокинула ведро ему на руки. Во двор вышел хозяин, оглядел поленницу, удовлетворенно крякнул, кинул Максу монетку.

- Χороший ты работник, Торши. Венин, еды ему дай быстро! Шевелись, ленивая личинка. Ты ещё сегодня свою пищу не отработала!

Женщина поспешно подхватила полные ведра, чуть прихрамывая, пошла к харчевне. Макс посмотрел ей вслед – скособоченно шла. Будто ребро сломано или отбито что-то справа.

– Не бережешь ты своих девок, – проговорил он ровно, отряхивая ладони.

– А, – махнул рукой Якоши, – эту поломают, другая придет. Их на улицах знаешь сколько? За счастье посчитают. Это Венин из храма пришла, там жизнь сытая была, так нелегко ей. Другие посильнее, с грязи взял, так руки мне целуют. А эту разукрасили, – он расхохотался, – ну и что? Поутру мне за ущерб заплатили. Или, – хозяин, сощурившись, глянул на Макса, – хотел ее помять? А? А-ха? – продолжил гоготать он. – Так бери, разрешаю. Что ей, бабе, сделается-то? Одним больше, одним меньше.

– Возьму, раз разрешил, – согласился Тротт. – Мне бы нос еще поправить, хозяин.

– Да надо, – сказал Якоши добродушно, хлопнув Макса по плечу, – страшен ты, Торши, как смерть. Скажу ей, пусть мазь возьмет. И вот что, в храм сходи потом. Нельзя без храма, шептаться начнут.

– Да я первым делом туда собирался, – кивнул Макс, – но куда ж с такой мордой идти, хозяин? Только богов гневить. Сойдет хоть немного – и тут же схожу.

Он поел какой-то вязкой каши – Венин хлопотала тут же, вычищая очаг, и на висках ее блестели капли болезненного пота. Другие женщины, выглядящие куда здоровее, что-то готовили на кухне.

Макс встал – спина Венин замерла. Но он ещё сходил за водой, и только когда вернулся с ведром, сказал:

– Пойдем. – И шагнул в сторону лестницы.

Женщина пришла через минуту, сжимая в руках все тот же горшочек. Макс снова сел на кровать, задрал голову – и она ловко нанесла мазь. Пока он размазывал остатки под глазами, поставила горшок на пол, легла рядом на грязные доски – и, подтянув ткань своего одеяния до пояса, раздвинула ноги, глядя в потолок.

Макс никогда не был впечатлительным – и спокойно препарировал трупы, и исследовал язвы от редких болезней, да и ужасов за жизнь нагляделся – как и любой, связанный с медициной. И давно уж приобрел профессиональную циничность и хладнокровие. Но от этой тупой покорности и животного страха в глазах, от кровоподтеков и ссадин, покрывавших все тело, и запекшейся крови на бедрах – ему стало плохо.

– На кровать ляг, Венин, – сказал он как можно нейтральнее, протягивая руку, чтобы помочь встать.

Она с трудом приподнялась и ткнулась ему в руку губами.

Тротт выругался так зло, что она вздрогнула, отстранился. И ждал, пока женщина снимала свое тряпье и забиралась на кровать. Только тогда присел рядом на корточки, прощупал ребра с одной стороны, коснулся распухшего, лилового бока. Венин дернулась и тихо-тихо застонала.

– Потерпи немного, – он аккуратно прошелся по ребрам, стараясь не смотреть на плоскую грудь в синяках. – Тут, похоже, перелома нет, но трещина – точно. Убьют тебя здесь, – Макс зачерпнул из горшочка мазь. Женщина не отреагировала. И, правда, к чему сказал? Будто она сама этого не знает.

Смазал ей бок, лицо, поколебавшись, прикоснулся к бедрам. Она не шевелилась – но он все же убрал руку.

– Тебе нужно промыть, – Макс взял ее ладонь, положил на лобок. – Здесь. И обработать внутри. Встань, я сейчас дам тебе чистую ткань. Сделаешь сама, я не буду смотреть, – он поставил на кровать мазь. – Давай, не смотрю я, видишь? Закончишь – скажи мне.

И отвернулся к окну.

За спиной долгое время не слышно было ни шороха. Затем раздался скрип, осторожные шаги, плеск воды – долгий, рваный. Чавканье мази – и поспешные, испуганные движения, сопровождаемые нервным дыханием.

Его почти тошнило от своей «доброты». Помыться дал, синяки смазал. Герой.

– Погано тут у вас, – сказал он с внезапной откровенной тоской, глядя на грязную улицу, по которой двое мужиков тащили третьего, избитого. – Всего день здесь, а уже поперек горла ваша столица. Денег заработаю на дорогу и обратно пойду. Сил нет моих.

Сзади раздался стук. Он обернулся – Венин, как была, голая, стояла перед ним на коленях, схватившись за куртку, и что-то мычала.

– Боги, – выдохнул он, – ты что?

Поднял ее, пачкая мазью куртку. Она хрипела, силилась что-то сказать.

– С-сы сыабооой, – прохрипела, она, наконец. – В-выазьммиии мыения сыебеее…! Т-ты дыо-брыыый!

Гребаный герой! И что теперь делать? Когда непонятно, сколько займет сбор информации здесь, да и потом – куда она сможет дойти с ним, по лесам, чуть ли не два месяца ходу? С ней не уйдешь, если будет погоня или встретится в лесу одна из огромных тварей – а она обязательно встретится.

– Я не могу, – проговорил он с сожалением, глядя в глаза, в которых тухла робкая надежда – как у собаки, которую поманил лаской и захлопнул дверь перед ее носом.

Венин замотала головой, шагнула назад и рухнула на топчан, поджав худые, покрытые синяками ноги к животу. И тоненько, мучительно замычала-заплакала.

– Поспи, – сказал он тихо. – Я заплачу хозяину за твое время. Это все, что я могу сделать, Венин.

Она не ответила, скуля и размазывая по лицу слезы – и Макс малодушно сбежал, потому что чувствовал себя подонком не меньшим, чем те, что насиловали ее. Милосерднее было бы прирезать ее, чем делать то, что сделал он.