Книга Варяги и Русь. Разоблачение «норманнского мифа» - Степан Гедеонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автору призвания родсов предстояла неблагодарная обязанность согласовать мнение Круга с разрушающими его окончательно русскими свидетельствами о доваряжском хаганате в южной Руси. Он не изменил и не мог изменить системы своего предшественника. И у него титуляция хаганом русского князя в 839 году идет от греков. Сознавая на основании русских источников, что славяне перенесли на Аскольда и Рюриковичей почетный титул хаганов (Феофил угадал, стало быть, в 839 году тот титул, под которым русские правители будут известны в 864), он, однако же, не допускает официального подтверждения этого титула греческой канцелярией. Греки писали именно противное. Василий писал: «Владыкам (прелатам) аваров, газанов и северных скифов прилагается титул хаганов». Канцелярия Людовика, имевшая в виду опровергнуть (правдой или неправдой) каждое слово восточного императора, могла, разумеется, отыскать такие греческие тексты, в которых правители аваров и хазар (если только считать газанов хазарами) обзывались не хаганским, а другим каким-либо титулом; наверное, знала она, что конунги нортманнов (ибо она угадывала или хотела угадать нортманнов в Васильевых «бореях скифских») хаганами не назывались. Да и что же становится в этом новом предположении г. Куника с хаганом 839 года? В этом году Феофил изобрел для шведской руси несуществующий у нее титул хаганов; а в 871, когда славяне действительно перенесли этот титул на родса Аскольда, Василий отказывает в нем ему? Он не хочет оказать хаганам аваров, газанов и руси чести принадлежащего им хаганского титула, а Феофил прилагает его от себя и без всякой нужды князю незнакомого ему даже по имени народа Rhos?
Покуда о хаганате 839 года было известно одно свидетельство Вертинских летописей, еще можно было допустить возможность сомнения в настоящем смысле Пруденциевых слов «Chacanus vocabulo». В теперешнем положении вопроса отвергать без малейшего повода прямую связь между показанием 839 года и четырьмя остальными, между свидетельствами греческими, восточными и туземными, значит идти наперекор всем законам исторической критики и оценки материалов.
Существование русского хаганата в IX веке (839–871 гг.) неопровержимый исторический факт, а вместе с ним и существование в соседстве хазар и аваров, совершенно чуждого скандинавскому началу народа Rhos.
Кроме верховного хагана были у аваров и хаганы второстепенные, титулуемые, однако ж, великими. У хазар, по свидетельству арабских писателей, при верховном или великом хакане был наместником или халифом хакан-бех; а под ним кендер-хакан. Таким второстепенным хаганом, быть может, наместником из туземных князей великого хагана Хазарии был, по всей вероятности, тот династ народа Rhos, о котором Вертинские летописи упоминают под 839 годом. В 864 году хаганом (наместником?) южной Руси является Аскольд; в Дире едва ли не придется признать русского князя-данника из рода Киева. Аскольд был венгр; а мы знаем по Константину Багрянородному, что в IX веке угры состояли к великому хагану Хазарии в полусоюзном, полуданничьем отношении. Беспристрастное изучение русской летописи привело г. Соловьева к той мысли, что само предание о том, что Аскольд и Дир были члены дружины Рюриковой, могло явиться вследствие желания дать Рюрикову роду право на Киев; о завоевании Аскольдом Киева не говорит и сама летопись; а из списков, упоминающих о ратях его против болгар, полочан, печенегов, древлян и уличей, ни один не знает о войнах с хазарами или с теми из славянских племен, которые признавали хазарскую власть. Северяне, радимичи и вятичи платят хазарскую дань при Олеге и Святославе, как платили в 859 году. Подобные отношения к хазарам непонятны в норманне Аскольде, мнимом избавителе Киева от хазарского ига. На отношения далеко не враждебные южной Руси к угорскому племени намекают и известие летописи о том, как в 898 году (или еще ранее) угры, никем не тревожимые, стояли вежами под Киевом; и засвидетельствованное историей выселение вместе с ними в закарпатские земли многочисленной русской колонии, предков нынешних венгерских русинов. Память угро-хазарского державства на юге сохранилась в прозвании Киева венгерским именем Szombat (крепость). Это не по-славянски и не по-скандинавски.
С водворением в Киеве варяга-славянина Олега титул хагана исчезает для русских князей. В 871 году Василий называл Аскольда хаганом северных скифов; в 920–946 Константин и Роман титулуют Игоря архонтом Руси, как сербских, хорватских, моравских князей — архонтами Сербии, Хорватии, Моравии. В договорах Олег и Игорь названы великими князьями русскими.
Но в памяти русских людей некогда знаменитый и поэзией прославленный титул хагана (отсюда и слово коган в «Сл. о п. Игореве») живет еще долго по заменении его княжеским. Митрополит Иларион (русин) воскрешает для Владимира и Ярослава поэтическую формулу древнейших времен; и в наше время народ и поэзия величают русских императоров царским титулом.
Я обращаюсь ко второй половине вопроса, возбужденного известием Вертинских летописей.
Из всех исследователей, трудившихся в течение с лишком столетия над объяснением Пруденциевых слов, один только Шлецер понял, что свеоны его назвались русами-Rhos отнюдь не в Германии, а в Константинополе и только в Константинополе. Эверс полагает, что эти шведы выдали себя за Rhos в Ингельгейме, а в Константинополе явились под своим настоящим именем шведов. Ошибочность этих толкований, придуманных под влиянием полного убеждения в существовании генетической шведской руси или, по крайней мере, в неславянском происхождении русского имени, объясняется основанным на этом убеждении вековым невниманием к фразеологии Вертинских летописей. Беспристрастный исследователь видит с первого взгляда, что Пруденций вносит в свою летопись не столько рассказ о содержании письма Феофила к Людовику, сколько собственный, переводный текст этого письма.
Видно совершенно ясно, что при начале рассказа, т. е. от слов «qui se» до слова «direxerat» включительно, Пруденций говорит не от себя, а от имени греческого императора, его собственными словами. В этом первом периоде летописец употребляет весьма обыкновенную (преимущественно Тацитовскую) фразеологию, посредством которой передается в сокращенном виде сам текст письма или речи действующего лица. Этим объяснением, утвержденным на положительном грамматическом правиле, устраняются предположения Эверса, Круга и других, будто бы шведы назвали себя русью и в Ингельгейме; из слов Вертинских летописей видно только, что именем Rhos они назвались в Константинополе. Замечание г. Куника, будто бы пояснительные слова «id est gentem suam» принадлежат собственно Пруденцию, основано на том же не вполне верном уразумении синтаксических форм его речи. Я повторяю: весь начальный период, от слов «qui se» до слова «direxerat», буквально перенесен в летопись из бывшего в руках у Пруденция письма греческого императора.
К одинаковому заключению приводит и грамматическое исследование формы того имени, под которым свеоны Вертинских летописей значатся в письме Феофила. Я заметил в другом месте, что какова бы ни была скандинавская форма мнимого русского имени шведов, этой форме нельзя было проявиться под несклоняемым греческим 'Ρώς, явно передающим несклоняемое, или точнее, рудиментарно склоняемое славянское русь. В Ингельгейме еще менее, чем в Константинополе. Если бы слова летописи «qui se, id est gentem suam Rhos vocari dicebant» относились к шведам в Германии, если бы эти шведы назвались своим шведским Rodhsar у франков, Пруденций передал бы это имя не под непонятным для него Rhos, а под германо-латинской формой Rodsi, Rossi, Russi. В ушах Пруденция, для которого шведский язык разнился от франкского только в мере наречия, греческое 'Ρώς — Rodhs, передающее не множественное Rodhsar, а единственное Rodhs, звучало бы как единственные Danus, Northmannus. Если бы под собирательной русской формой свеа в словах летописи: «Придоша свеа подъ Ладогу», франкский летописец угадал шведов, он, конечно, перевел бы «venerunt Sueones», а не «venerunt Svea».