Книга Золото Трои - Майкл Вуд

Можно сделать вывод, что Аполлон был одним из главных богов вилусийцев. Тогда становится важным, что у Гомера Аполлон — не бог греков, а главное божество троянцев, которому поставлен храм в цитадели. В самом начале «Илиады» именно он — тот бог, которого Гомер считает ответственным за десять лет страданий, выпавших на долю греков, «бесчисленные потери» ахейцев под Троей:

Кто ж из бессмертных богов возбудил эту ссору меж ними? Сын Лето и Зевса…

Так что тема «Илиады» изложена в самом начале. В ней может быть заключен не просто отзвук факта бронзового века. Сейчас считается, что культ Аполлона был по происхождению не греческим, а анатолийским или кипрским (Гомер называет его «в Ликии рожденным»). Довольно интересно, что ни в одной из обнаруженных к настоящему времени табличек линейного письма Б его имя не появляется. В классические времена его культ был особенно силен в Троаде: согласно географу Страбону, «его почитали по всему этому берегу». Помимо островных храмов Аполлона на Лесбосе и Тенедосе, имелось несколько важных культовых центров, самым знаменитым из которых был храм Сминтея в Гамаксите/Хрисе, где обнаружены следы поселения еще III в. до н. э. Можно предположить, что прото-Аполлон действительно в позднем бронзовом веке был богом Троады и что Гомер сохранил подлинные воспоминания о троянской религии.

Прежде чем закончить обсуждение вопроса об идентичности Трои и Вилусы, обратимся еще к одному важному фрагменту договора с Алаксандом: если Вилуса в самом деле находилась в Троаде, то где находилось святилище «подземного потока Вилусы», выделяемое в перечне? Один подземный источник был глубоко под Троей, еще один — бил из-под земли за пределами стен. Но если священный подземный поток находился в Троаде, то едва ли это могло быть что-либо, кроме знаменитой Аязмы, в двух милях ниже вершины горы Ида, трона троянских богов. Из него берет начало Скамандр, на чью святость по сравнению с другими реками постоянно указывает Гомер («божественный», «богорожденный», «порожденье Зевса»). Он также говорит, что почитание реки подразумевало жертвоприношения, что ей подносились быки и кони. Гомер упоминает, что троянцами был поставлен специальный жрец для исполнения обрядов поклонения реке.

В Аязме река вытекает из красочного бассейна под известняковой скалой по естественному подземному туннелю, протянувшемуся на 220 ярдов внутри горы и в начальной своей части имеющему высоту 4–5 футов. Это одна из самых знаменитых природных достопримечательностей Троады. Как писал о ней лорд Абердин в 1803 г., «один из грандиознейших и самых красочных видов… вода поднимается в обширной пещере и извергается стремительным потоком, создавая величественное зрелище». Чарльз Макларен, приезжавший сюда в 1847 г., приписал святость реки у древних тому, что источник расположен у самого подножья трона Зевса:

Вместо того чтобы, подобно другим рекам, собирать свою воду из неясных, слабых, разбросанных источников, она вырывается на свет божий великолепным каскадом, чистая, как хрусталь, изливающаяся таинственно и величественно из глубокой каверны в недоступных недрах горы, в раскатах громового эха, окруженная необычайной красотой и величием.

Это место и сегодня посещают паломники. В начале XX в., до того как греки были изгнаны из Троады, источник считался местными жителями исцеляющим от лихорадки (что важно в малярийной долине Скамандра), здесь греки совершали службу во время праздника Эгиос Илиос. В эти дни деревья вокруг бассейна были увешаны тряпочками, которые привязывали во исполнение желаний, горели масляные плошки и жегся ладан. В далеком прошлом слава о святости этого места распространялась далеко за пределы Троады. В 1803 г. лорд Абердин встретил здесь паломников аж из Константинополя и даже из Кулы в центральной Анатолии, совершивших тринадцатидневное путешествие, чтобы окунуться и испить целебной воды. Удивительным образом здесь совпадают топографические и этнографические свидетельства Гомера и хеттских табличек. В Средиземноморском мире святость подобных мест часто переживала все перемены в народах и верах, и, хотя прошло три тысячи лет с тех пор, когда в договоре Муваталли упоминались священные места царства Алаксанда, не так уж невероятно, что «священный подземный поток Вилусы» остался местом поклонения вплоть до наших дней.

Отождествление Вилусы с Троей стало бы еще вероятнее, будь мы уверены, что беспокойный царь Аххиявы из хеттских текстов действительно был микенским греком (как я доказывал десять лет назад). Теперь доводы стали весомее. В начале 1980-х гг. некоторые ученые помещали Аххияву во Фракию или в Болгарию. С этим мало кто соглашался, а сейчас, по-видимому, такой вариант полностью отбрасывается надписями, открытыми в Ксанфе, которые подтверждают схему западно-анатолийской географии, принятую в главе 6. В любом случае, «фракийская» теория имела важный недостаток — она оставляла неприятный пробел при реконструкции истории этого периода: почему на пике могущества и влияния микенцы оставались неизвестными хеттам?

Действительно, у хеттов обнаружены удивительные пробелы в информации о державах, с которыми они должны были считаться. Это предполагает, что Аххиява располагалась за морем, хотя и имела плацдарм в западной Анатолии, судя по пограничным договорам и письмам. Имеются ясные указания, что добираться до нее нужно было морем. Водном тексте упоминается изгнанный арцавский принц, союзник Аххиявы, отправившийся «на острова» перед изгнанием явно в саму Аххияву. Новый перевод важного хеттского письма упоминает аххиявского царя, захватившего острова, находившиеся в хеттской сфере влияния. Большинство ученых сейчас соглашается, что эти острова располагались в Эгейском море у берегов западной Анатолии (как мы увидим, это были, вероятно, Лесбос и соседние меньшие острова).

Велика вероятность, что прав был Форрер и что аххиявцы и гомеровские ахейцы — одно и то же. Хеттские таблички дают основания считать, что около 1300 г. до н. э. греки распространили свою власть на острова вблизи анатолийского побережья, а также вернули Милет (хеттскую Миллаванду) и его окрестности. Их набеги стали реальной угрозой для системы хеттских зависимых государств в западной Анатолии, угрозой, которую хеттский МИД сознавал и пытался устранить. Последующие письма перечисляют случаи вмешательства Аххиявы в дела хеттских сателлитов в Арцаве, подстрекательства к заключению союзов, направленных против хеттского царя, и оказания поддержки предателями-бунтовщиками вроде Пийямарада. Наконец, на одной табличке идет речь о войне с «Великим царем» Хатти. В общем, трудно придумать, кто еще мог стать причиной всех этих беспокойств, кроме микенских греков.

Именно в это время мы обнаруживаем в хеттском архиве обращение к царю Аххиявы как к «Великому царю». Мог ли микенский wanax, правивший Арголидой и несколькими эгейскими островами, именоваться «Великим царем» правителями центральной Анатолии? Многие в этом сомневались, но теперь стало ясно, что мог. Его нет в перечне договора по Вилусу времен Муваталли, но он появляется в документах Хаттусили и более поздних. Это согласуется с другими свидетельствами того, что греки расширили влияние в Эгейском регионе в начале XIII в. до н. э. Теперь можно воспользоваться аналогиями с другими случаями использования титула «Великий царь», например, в недавно найденной в Богазкеетабяичке, а также в других материалах, показывающих, что на протяжении XIII в. до н. э. титул «великих» даровался правителям и меньших государств (таких, как Тархунтасса и Каркемиш). Это были цари, прямо признававшие хеттскую гегемонию, в одном из случаев — внутри Анатолии. Примиренческая и льстивая дипломатия Хаттусили в отношении «моего брата, великого царя Аххиявы» является, скорее всего, признаком необходимости контролировать окраины империи с помощью переговоров, а не войны: азартная игра в зыбучих песках западно-анатолийской политики.