Книга Родина слоников - Денис Горелов

При этом фильм на самом деле был на редкость дурным. В половецкие пляски новых Дат Туташхий постоянно лезли прожектора перестройки с декларациями типа «Частникам надо давать работать, но брать налог с оборота, как делается в других странах, но только не у нас», шпильки насчет отдельных палат для инструкторов горкома и инспекторов парткома, портреты Брежнева в кабинетах и взвивающий листву ветер перемен в момент, когда эти портреты снимают. Тем не менее, если завести на американский манер хит-лист «Плохие фильмы, которые мы любим», «Воры в законе» непременно займут в нем одно из первых мест. Мы любим «Воров»: за красное платье, удар шиной по спине, наперсточников и телохранителей в майках Boss, за весь этот неповторимый копеечный шик первых летних кафе под зонтиками, за унесенную ветром восьмидесятническую роскошь для бедных: Пицунда, рыжие пластмассовые стулья, шампанское по 8.50 и Макаревич из динамиков. За наивный пафос очищения и девичьи грезы о красивой гангстерской жизни, которые у многих, на их беду, сбылись.

Это уже никогда не вернется. Публичность убила воровскую легенду — не напрасно старые воры так жестоко, вплоть до декоронации, карали тщеславных индюков, лезущих под репортерские блицы. Миру явились крученые, иссушенные марафетом и отсидками упыри в цепках, с бессмысленными раболепствующими мочалками в белых кудряшках и — зачастую — весьма нещегольскими, грязными статьями в анкете. Все их портреты выходили в траурных рамках: клановые войны 92–95 гг. вчистую выкосили старую воровскую элиту — ту самую, с которой дружили народные артисты и маститые спортсмены и о которой из уст в уста передавали страшные истории администраторы кооперативных кафе. Новые крутые ходили в кепках, изъяснялись пальцовкой, выглядели вышибалами и годились только для анекдотов. «1001 ночь» кончилась, Шахерезаде срубили голову как ненужному свидетелю, а фильм «Воры в законе» стал памятником буйной эпохе первоначального накопления капитала и господствовавшим тогда представлениям о честном воре, благородном хищнике, санитаре леса, который кучеряво живет и никогда котенка не обидит.

«Город Зеро»

1988, «Мосфильм». Реж. Карен Шахназаров. В ролях Леонид Филатов (Варакин), Армен Джигарханян (директор), Владимир Меньшов (прокурор Смородинов), Олег Басилашвили (Чугунов), Евгений Евстигнеев (хранитель музея). Прокатные данные отсутствуют.

Однажды на улице 05 года телеведущий Новоженов увидел лозунг «Долой ху-ню». «Какой дивный лозунг, — подумал телеведущий. — Лично знаю тысячу людей, готовых под ним подписаться». Это уже потом выяснилось, что на билборде кто-то нетвердой от гражданской страсти рукой написал «Долой хунту» — но было поздно. Идея пошла в массы.

Режиссер Шахназаров сговорился со сценаристом Бородянским и снял фильм про ху-ню. Мглистую, обволакивающую, общепринятую дурнину, от которой не уехать на такси и не уплыть на лодке. Фильм не показался. Ху-ня считалась становой приметой советского прошлого, и режиссера отчитали за фактические несоответствия. «Автору хорошо удалась атмосфера сталинско-брежневского безвременья, — сердилась дама из НИИ киноискусства, — но при чем здесь голая секретарша?» НИИ киноискусства не могло в поганом сне привидеться, что такой хороший мальчик, сын прораба перестройки и горбачевского помощника Георгия Хосроевича Шахназарова снимет кино про вполне сегодняшнюю, злободневную, перестроечную ху-ню. Ху-ню текущего момента.

Время было мутное. Свобода образовала в культурном сознании нации черную дыру. В нее бесследно и навсегда ухали иносказания, коды, эстетская каллиграфия, более не считываемая отравленным фельетонной жвачкой коллективным разумом. Великую хронику дна «Маленькую Веру» по сю пору считают самоучителем по камасутре. Развернутую метафору социализма «Кин-дза-дза» — про гнутых, неумытых, молящихся спичке троглодитов, неведомым каком поднимающих в небо ржавые летательные аппараты, — фантазией для дошкольников, неожиданно полюбивших глупые слова «ку», «кю» и «гравицапа». «Город Зеро» — сатирой на совок. В глазах публики кино разделилось на два мощных рукава — про молодежь и про большевистский гнет. Фильм «Город Зеро» был не про молодежь. Так и запишем.

Инженер Варакин приезжал в туманный поутру и поутру же пустынный город Зеро, как Марчелло в «Город женщин», а Роман Полянский на «Бал вампиров». Фосфорические женщины еще не хохотали из инфернального далека, трава не шелестела зазывно, летучих мышей не наблюдалось — но что-то уже было не так. Инженер — не смотри, что умный артист Филатов — носил тирольскую шляпу в рубчик, галстук в ромбик и бухгалтерский портфель, так что, как положено, ничего не заметил. На заводе-смежнике его встретила голая секретарша (то есть совершенно без одежды, с лейкой) и одетый Джигарханян, что тоже производило впечатление. В ресторане (мрамор, безлюдье, солянка-минералка, перерыв на обед) предложили на десерт собственную голову-торт (крем-бисквит, портретное сходство, правый верхний кусок с голубым глазом). Обиженный отказом повар застрелился. Билетов назад не было, таксист не вез, женские голоса в трубке хихикали и предлагали сварить пельменей. Как любил повторять еще не напечатанный в России Довлатов, «безумие принимало обыденные формы». В краеведческом музее показали не только кровать, на которой вождь гуннов Аттила надругался над вестготской королевой, но и самого Аттилу, а также командира еврейской повстанческой батареи батьки Махно Абрама Шнейдера (самым убойным было то, что в армии Махно, считавшейся жидоморской погромной шайкой, и в самом деле была еврейская рота под командой Шнейдера — правда, не Абрама, а Льва). Также наличествовали фигуры т. Сталина (проездом из ссылки), проконсула Тита Рублия (пешком из Фракии), первого исполнителя рок-н-ролла («Такого наш город не видел со времен левоэсеровского мятежа»), первой проститутки, Лжедмитрия, хлебороба, сталевара, воина-афганца, чабана, панка, доярки, активиста общества «Память» и Олега Басилашвили в соломенной шляпе председателя местной писательской организации т. Чугунова. Фото Филатова с надписью «Папе от Махмуда» рукой инженера (акт экспертизы прилагается).

Заколдованный город помалу становился таким же паноптикумом. Немые от выпитого уксуса изгнанницы из ВЛКСМ, хранящие на сердце портрет Хемингуэя (белая рубашка, загар, шестидесятнический взгляд в упор). Бледные мальчики-провидцы. Прокуроры-ретрограды, у которых не выходит даже застрелиться по-человечески. Учрежденческие хавроньи, покорно пляшущие рок-н-ролл с целью прогресса. Басилашвили с фанатическими глазами Евтушенко и криком «Рок! рок! рок! Танцуем все!» Осыпающееся дерево власти, с которого обдирают по веточке все, кому не лень. И уже после этого — хохот сильфид, шепот травы и летучие мыши.

Драма на лице Филатова, пытающегося вникнуть, постичь и приять.

Вообще, визуальным символом новых времен следует считать не «позу наездницы» из «Маленькой Веры», а эти вот нелепо воздетые брови Филатова, слушающего чепуху про прошлое своей страны и своей семьи, пляшущего преслиевский «Тюремный рок» во имя демократии и прогресса, наблюдающего голых секретарш и капитулировавших, в канареечном пиджаке прокуроров и откликающегося на имя Махмуд. И все это еще до оранжевой угрозы, спикера Рыбкина, предвыборного лозунга «Голосуй за Ивана» (автор — лидер промоакции Тимур Бекмамбетов), газеты «Газета», партии «Медведь», негров из ЦСКА и пива с мужским характером.