Книга От Балаклавы к Инкерману. Часть 4 - Сергей Ченнык

Калинин в отличие от многих точно описал происшедшее дальше: «Один из них занес уже свой длинный палаш над моей головой, но казак Попов шашкой закрыл меня, а номер с банником казак Шерстюгин выстрелом из пистолета ранил ему руку. Подняв палаш раненого, я так сильно ударил им лошадь по переносице, что она взвилась на дыбы и свалила всадника на землю, где его прикололи казаки».

Кстати, обратим внимание на этот короткий, но содержательный рассказ. Как видим, здесь не много эпоса, но много практики. Два предложения — и детально описаны ход схватки, примененное участниками оружие и итог. Никто не совершает пируэтов и в прыжке не передает офицеру оружие. Даже «номер с банником» не начинает махать им над головой, десятками валя неприятелей, как непременно изобразили бы его художники-баталлисты, а решает проблему самым удобным и надежным способом — выстрелом из пистолета. Да и упавшему на землю англичанину не подают дружески руку (война же последняя, рыцарская), а делают то, что нужно делать с врагом, когда бой еще не закончен — прикалывают.

Прости, брат, скифы мы…

Дальнейшее с трудом поддается объяснению, но в то же время характеризует сплоченность иррегулярной артиллерии, где чины были не только сослуживцами, но и часто земляками, одностаничниками.

Когда Пономарев убедился, что орудия 2-го дивизиона вывозятся, он со всеми не занятыми выносом имущества казаками бросился выручать застрявший 1-й дивизион. Вместе с казаками-артиллеристами на батарею примчались находившиеся рядом и не поддавшиеся всеобщей панике казаки сотни войскового старшины Порфирия Конькова. Теперь ситуация поменялась кардинально. Кавалеристов на батарее осталось к тому времени немного, в основном раненные, контуженные или сбитые с лошадей. Возле пушек началось «…поголовное истребление англичан, которые, потеряв сознание, носились по полю и погибали».

Пощады никто никому не давал. Русские быстро поняли, что самое уязвимое место кавалерии в ближнем бою не всадник, а лошадь. Несчастные животные на себе испытали всю жестокость войны.

Горнист Пауэлл еле выжил в схватке: «Я чудом уцелел: пуля попала в правую верхнюю пуговицу моего мундира, от которой отскочила и порезала внизу мундир, словно острым ножом, слегка коснувшись горла; мою лошадь подстрелили в переднюю правую ногу, в верхней части; однако она смогла пронести меня в атаку и вынести меня обратно».

Множество англичан оказалось спешенными на батарее. Корнет 17-го уланского полка Кливленд сражался с одним из донских артиллеристов, когда его лошадь была ранена в ногу тесаком, после чего он с трудом мог заставить ее двигаться. Тут корнета атаковали три казака — он ранил первого из них, но получил от второго удар пикой сквозь лядунку, а от третьего — укол в ребро.

Орудия казаки не только отстояли, но и не дали ни одно из них вывести из строя. Более того, трофеями артиллеристов стали 6 пленных и 45 лошадей. На следующий день Великие Князья, объезжая войска, в особенности благодарили казаков Донской №3 батарейной батареи.

Странно подошел к распределению доблести и подлости Рассел. С чисто колониальным пониманием роли англичан в мировой военной истории он выдает поразительное заключение: «…но туту нас на глазах свершилась жестокость, не имеющая аналогов в современной истории цивилизованной войны. Русские артиллеристы, переждав ураган конной атаки, вернулись к орудиям и обрушили смертельные залпы шрапнели и картечи на бьющихся насмерть людей».

Ох уж эти русские варвары! Они не поняли благих намерений храбрых солдат Королевы Виктории и вместо букетов цветов встретили их шрапнелью, а проводили картечью.

Где генерал?

Вопрос, конечно, интересный. Вскоре его будут задавать не только командиры полков, но и судьи во время процесса. Никто и никогда не получит внятного ответа и вскоре, дабы не портить репутацию аристократии, об этом предпочтут поменьше говорить.

Генерал-лейтенант Кардиган. Во время сражения под Балаклавой — командир Легкой бригады.

Лорд Кардиган не сильно думал о судьбах своих солдат и, якобы подскакав к батарее, увидев тот кромешный кровавый ад, который творился на ней, решил не искушать судьбу. Генерал вновь нырнул в еще не рассеявшийся дым и поспешил в обратную сторону. Судьбы своих солдат его вряд ли сильно волновали. Главное, что его видели рядом с батареей, и можно было не сомневаться, что отныне его образ будет навечно среди героев сражения.

Сомнения по поводу доблести генерала выдвинуты не мной. Еще не рассеялся дым сражений Крымской войны, как о пропаже командира бригады в тот момент, «когда он был особенно нужен» своим солдатам, намекнул подполковник Калторп. Он же утверждал, что Кардиган остался цел только потому, что бросил бригаду и, не доехав до русских пушек, повернул назад. Весь смысл его поведения в коротком вопросе, который капитан Лоу задал полковнику Педжету: «…Мы в отчаянном положении! Где лорд Кардиган?».

Ответа не последовало. В тот момент, когда бригада нуждалась в командире, его не оказалось. Сам Кардиган все валит на своего якобы испугавшегося коня, который унес его в тыл. Честно говоря, оправдание слабое, особенно зная, какого уровня конь был под седлом у генерала. Да и сам он наверняка не только слыл опытным кавалеристом, чтобы допустить такое поведение коня.

Вопросов к Кардигану много. Если он и повернул назад, оказавшись перед батареей, то как незаметно проскользнул мимо своей второй линии? Если вернулся, то почему не бросился назад, вытаскивать своих солдат?

Он говорит, что был ранен казачьей пикой в ногу, но где он мог наткнуться на казаков? Пики были у улан Еропкина, но он однозначно их не видел, ибо столкновение с уланами случилось южнее. Он говорит, что опасался попасть в плен, но это не повод, чтобы бросить своих людей, не выведя из боя хотя бы нескольких из них, как поступали другие офицеры бригады.

Кардиган будет долго (почти пять лет) писать письма Кинглейку, рисовать ему схемы, но так до конца жизни и будет под подозрением в своем недостойном командира поведении в сражении под Балаклавой.

Не нам его, конечно, судить. В конце концов, нас там не было. Но уж очень все это похоже на попытки отмыть репутацию, сохранить лицо. Проигравшие сражение командиры часто прикрываются доблестью солдат и храбростью офицеров, понимая, что неискушенному обывателю тонкости военного дела незнакомы, а значит главное для него внешняя сторона события, имя которой подвиг. Потому поражения часто оборачиваются большим количеством награждений, чем победы.

Вся служба Кардигана в Крыму, его отношение к боевой службе, военная безграмотность, граничащая с глупостью, показное стремление к роскоши ради роскоши, склочность в жизни и хамство к подчиненным в реальности рисуют нам человека, принесшего настолько большие проблемы Английской армии, что через два месяца от него решили избавиться под любым предлогом. Потому, едва у него обнаружились в начале декабря 1854 г. признаки какого-то не самого значительного заболевания, ему тут же дали возможность покинуть Крым.