Книга Змей в Эссексе - Сара Перри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видите, какой я стала? Что за ребячество! Что за уныние! Я и в детстве такой не была. Я и в трауре держалась достойнее!
Я напишу Люку. Я напишу Стелле. Я приеду в Олдуинтер.
Я буду умницей. Клянусь.
С любовью, милая К., — со всей моей любовью, потому что никому, кроме Вас, она не нужна.
Кора Сиборн
Мидленд-гранд-отель
Лондон
12 сентября
Дорогие Стелла и Уилл,
Не буду начинать с традиционной фразы «Надеюсь, все у вас благополучно», потому что знаю, что дела ваши идут отнюдь не гладко. Я с прискорбием узнала, как серьезно Стелла больна, и решила вам написать. Стелла, Вы были у доктора Батлера? Говорят, он лучший врач в Англии.
Я возвращаюсь в Эссекс. Скажите, что вам привезти? Какие угощения? Книги? У гостиницы продают пионы, я куплю столько букетов, сколько влезет в вагон первого класса.
Я слышала, что нашли змея, который оказался огромной рыбой, к тому же дохлой! Кэтрин мне писала, что весь Олдуинтер праздновал, и как жаль, что мне не довелось увидеть все собственными глазами.
— А его нет. — Стелла закрыла тетрадь и перевязала лентой. — Он очень расстроится, что вы его не застали, — нет-нет, не садитесь ко мне: вроде не першит, но иногда вдруг как зайдусь… ой, что это? Что вы мне такое принесли?
У Коры от облегчения и разочарования подкосились ноги; она улыбнулась, пряча досаду, положила подруге на колени сверток и сказала:
— Это всего лишь книга — мне кажется, вам должно понравиться, и марципаны из «Харродса» — я помню, вы их любите. Фрэнки, подойди поздоровайся.
Но тот, смущенно застыв на пороге, разглядывал комнату: сколько лет собирал сокровища, а такого никогда не видал. Фрэнсис считал себя искушенным коллекционером, но Стелла Рэнсом его явно превзошла. В темно-синем капоте и голубых домашних туфлях она лежала на белой кушетке между раскрытых окон с голубыми шторами, на шее — бусы из бирюзы. Пальцы Стеллы унизывали дешевые кольца, а на подоконниках блестели бутылочки синего стекла; были тут и бутылки из-под шерри, пузырьки из-под лекарств, флакончики из-под духов. На столах и стульях разложены по оттенкам и осколки стекла, найденные в канавах, и выброшенные морем на берег матовые стеклышки, горлышки от бутылок, пуговицы, клочки шелка, сложенные бумажки, перышки, камешки, и все — синие. Фрэнсис благоговейно преклонил колени возле стола и признался:
— Замечательные у вас сокровища. У меня тоже есть сокровища.
Стелла уставила на мальчика голубые, как барвинки, глаза и ответила без тени удивления или осуждения:
— Значит, мы оба умеем находить красоту, которую никто не видит. — Она понизила голос и прошептала доверительно: — Точь-в-точь как ангелы, которые порой незримо нас посещают, последнее время их здесь немало.
Кора с тревогой заметила, как Стелла прижала палец к губам, призывая к молчанию, и Фрэнсис повторил ее жест. За время их отсутствия она стала такой чудной — быть может, болезнь виновата? Почему же Уилл ей не написал и ни о чем не рассказал?
Но Стелла оживилась, как прежде, и, теребя платье, проговорила:
— Мне о стольком хочется вас расспросить, о стольком рассказать! Как поживает доктор Гаррет? У меня сердце едва не разорвалось от жалости, когда я узнала об этом несчастье! Никогда не забуду, как он был добр ко мне, когда мы приехали в больницу. И не просто добр: он разговаривал со мной, как с равной, ничего от меня не скрывал, не то что остальные. Неужели ему правда больше не суждено оперировать? Я уже была готова согласиться на все его предложения, пусть делает со мной что хочет, но, видимо, теперь об этом и не может быть и речи.
У Коры перехватило дыхание — такую боль причиняла ей мысль о Чертенке.
— Спенсер уверяет, что он поправляется, — с деланой беззаботностью ответила она. — Не так уж сильно его и ранили. Ему же не отрезали палец. А банальной уличной дракой его не возьмешь. Не надо, Фрэнки, не трогай, это не твое. — Мальчик брал серо-голубые камешки с каминной полки и складывал на ковер. Не обращая внимания на мамины слова, Фрэнсис подышал на плоский голыш и потер его о рукав.
— Оставьте, пусть возится: он меня понимает, — сказала Стелла, и обе женщины стали наблюдать, как Фрэнсис выкладывает на ковре семиконечную звезду из камней. Кора заметила, что мальчик время от времени бросает на Стеллу восторженные взгляды, и немало удивилась. — У меня забрали детей, — печально призналась Стелла, на мгновение утратив привычную беспечность, — разумеется, я помню их лица, у меня есть их фотокарточки, но совсем позабыла, как они обвивают мою шею руками, как садятся ко мне на колени. Вот хоть на вашего посмотрю.
Стелла оперлась на изогнутый подлокотник кушетки, и румянец на ее щеках разгорелся ярче. Когда Стелла подняла голову, Кора заметила, что корни ее волос потемнели от пота.
— Но скоро они вернутся, Кэтрин Эмброуз их привезет, — продолжала Стелла и погладила Библию. — Отец небесный посылает нам крест по силам.
— Так и есть, — согласилась Кора.
— А еще говорят, будто бы нашли змея, и оказалось, что это всего-навсего гнилая рыба! — Стелла с заговорщическим видом подалась вперед: — Не верьте им! Вчера ночью на берег в Брайтлингси море выбросило собаку со сломанной шеей, да и дочку Бэнкса так и не нашли…
«С какой радостью она об этом говорит, — удивленно подумала Кора. — Словно хочет, чтобы в Блэкуотере и впрямь завелся змей!» Кора взяла подругу за руку. Что тут скажешь?
— По ночам я слышу его шепот, — продолжала Стелла, — хотя слов никак не разберу…
Глаза Стеллы сверкали, будто она провидела не кару, а спасение. Она что-то записала в тетради, тряхнула головой, словно очнулась от дремоты, и спросила:
— А как Марта поживает? Должно быть, не очень-то рада вернуться в Олдуинтер.
Сплетничать Стелла не разлюбила, и некоторое время они перебирали общих знакомых. Отсутствие Уилла словно заполняло комнату.
Фрэнсис сидел поодаль и, по своему обыкновению, наблюдал за происходящим. Он видел, как Стелла сжимала тетрадь, как гладила голубую обложку, как вдруг оживилась, услышав что-то, сказанное его мамой, и снова стала рассеянной и задумчивой. Время от времени с губ ее срывались странные фразы:
— Недаром же сказано — и вы наверняка со мной согласитесь, — «ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие»,[49] — и тут же добавляла оживленно: — Крэкнелл умер, а Магогу и горя мало: молоко у нее все такое же вкусное.
