Книга По закону меча. Мы от рода русского! - Валерий Большаков

– Удивляюсь я с них, – сердито ворчал Боевой Клык. – И как это они не додумались еще плату брать за право ношения бород!

– Или за право глубоко дышать! – подхватил Железнобокий.

– Если дышишь через раз, – вставил Олег, – тебе сразу скидка...

Варяги захохотали, проталкиваясь к портикам «Святой Мамы».

На ступенях у входа в резиденцию их встречал надменный магистр – весь в белом, с украшенной перевязью-баптидионом на оба плеча. Это был мужчина лет тридцати, довольно высокий для ромея, с бледным лицом, оттененным черной ухоженной бородкой. Его тонкий хрящеватый нос портили широковатые ноздри, а густые брови, почти сросшиеся на переносице, гасили блеск черных глаз, то ли злых, то ли просто суровых. Впалые щеки придавали магистру видимость аскета, борца за веру, но тщательно причесанные и напомаженные волосы исправляли обманчивое впечатление.

Он любезно поприветствовал варягов на ломаном русском и осведомился о цели их прибытия.

Инегельд приосанился, и пробасил:

– Я и мои люди желаем послужить базилевсу ромеев!

Магистр оглядел строй русских воинов – один к одному! – поклонился в ответ и сказал:

– Мы будем рады принять на службу храбрых варангов. Меня зовут Евсевий Вотаниат, пока будете подчиняться мне, так же как я подчиняюсь великому логофету[56]. Сегодня переночуете здесь, а с завтрашнего дня вы будете размещены в Доме Варвара – это в регеоне Аркадианы, рядом с форумом Аркадия, и перейдете под командование этериарха... Условимся об оплате ваших трудов... По истечении года ваш предводитель получит десять литр золота, полусотники – шесть литр, воины – по три литры...

– Согласные мы, – небрежно молвил Боевой Клык. – А делать что?

– Для начала мы должны убедиться в вашей верности Наивеличайшему, – вкрадчиво сказал магистр. – Поэтому первые дни будете нести охранение снаружи – у входа во дворец, у выходов в парк, на Ипподром, во храм. Если же твои люди, варанг, будут смирны, если мы не заметим их в пьянстве и буйностях, то вам доверят охрану опочивальни базилевса, личных покоев императрицы, дворца великого логофета и Золотой палаты. Вам также будет вменено в обязанность сопровождать повсюду Его Величество во время всех его выездов за пределы Священных палат. И хочу сразу предупредить, варанг, – голос Вотаниата стал жестким, а взгляд – колючим. – У нас не любят вражеских соглядатаев!

Инегельд и глазом не моргнул, обиженно соврав:

– Мы сюда не на разведку плыли, а только деньжат подзаработать на службе базилевсу!

– Я просто хочу предупредить, – тонко улыбнулся магистр и принялся смаковать: – Если кто попадется на подглядывании и подслушивании, то такому человеку сперва выкалывают глаза, потом отрезают уши, отрубают руки, а после этих неприятных процедур его прилюдно сжигают в чреве медного быка!

– Приятного мало, – равнодушно согласился Клык.

– Надеюсь, вы все поняли и мы сошлись в цене?

– Мы послужим, – утвердительно склонил косматую голову Инегельд.

– Тогда завтра с утра будьте готовы – вас отведут во дворец.

– Да хоть щас... – буркнул Клык.

* * *

Варяги разошлись по монастырю-резиденции, занимая свободные помещения, кидая по углам нехитрый скарб, бережно укладывая щиты, оружие и брони.

Олег выбрал маленькую комнатку, единственное окно которой глядело со второго этажа на Золотой Рог, и решил обосноваться тут. Пончик приволок свои душистые снадобья туда же.

– Как в общаге! – жизнерадостно сказал он, пихая под кровать короб с Каваном – хорт спал, повизгивая во сне и дрыгая лапой – догонял кого-то. Разложив туеса с зельями и чистыми холстинами, Шурик сел на прочный лежак с ременной сеткой и попрыгал. – А ничего так... Мягко. Слышь, Олег...

– Мм? – отозвался Сухов, раздумывавший о близости регеона Арториан.

– Надо что-то делать с Кириллом.

– А что с ним делать? – удивился Олег.

– Да он все еще здесь толчется! Идти боится домой. Представляешь? – Пончик похоже передразнил ромея: – «А вдруг Мария жамужем? »

– Вот балбесина! Пошли.

– Ага!

Вдвоем они спустились вниз, в круглый общий зал с кольцевой колоннадой у стен, и сразу наткнулись на Кирилла.

– Ты еще здесь? – напустился на него Олег.

– Здешш... – понурился ромей.

– Так, ладно. Где твой дом? Далеко отсюда?

– Да нет, рядом... На улице Паммакаристи.

– Пошли! – решительно сказал Сухов.

– Куда? – испугался Кирилл.

– К тебе в гости!

– А...

– Бэ! Веди давай!

И ромей послушно повел – мимо стен монастыря, мимо маленького садика, украшенного старинной колонной с коринфской капителью, мимо приземистых складов, вросших в землю, мимо ротонды, исписанной каракулями на вечную тему «А + В = Л», прямо к маленькому, бедному домику. На белом заборе из ракушечника была нарисована спираль и большая буква «ипсилон», а по обе стороны от калитки росли одинокий кипарис и древняя олива, способная давать лишь тень.

– Ждешш! – измолвил Кирилл, задыхаясь, и указал на калитку в заборе. Сбоку от входа из стены торчал бронзовый держак для факела.

– Ну так стучи! – нетерпеливо сказал Олег.

– Боюшш! – отчаянно проговорил Кирилл. – Четыре года! Вдруг она жамужем?!

– Стучи, – спокойно приказал Олег, – и узнаешь. Выбрал свободу? Тогда и правды держись! Все лучше, чем мучиться незнанием. Стучи!

Кирилл робко постучал. Потом посильнее забрякал. Глухо заскрипела дверь, и женский голос, высокий и тонкий, спросил с испугом:

– Кто там?

– Это я... – едва промолвил Кирилл, закашлялся и сказал глухо: – Я это, Мария... Мария!

За калиткой охнули, что-то упало и покатилось с дребезгом. Загремел засов, и калитка распахнулась. На пороге остановилась маленькая, худенькая женщина. Неуверенно шагнула, еще не веря, но более всего желая уверовать.

– Кирилл... – застонала она.

– Я это... – бестолково бормотал Кирилл, то ли вздыхая, то ли всхлипывая. – Я...

Женские глаза блестели слезами и ничего не видели, но руки гладили родное лицо и узнавали. Разлученные обнялись. Они крепко, до судорог, цеплялись друг за друга, словно боясь, что их растащат. Мария плакала тихонько, Кирилл сопел и морщился от жгучей влаги, стекавшей по щекам. Двое никого не замечали, и никто им не был нужен.

– Ну, мы пошли... – деликатно пробормотал Олег.

Ромей оглянулся на Сухова – выглядел он так, словно его разбудили, не дав досмотреть хороший сон.