Он размышлял о том, что зло этого мира есть искажение добра, профанированное благо. А этика — знание о том, как человек может избежать этой профанации. Его точкой отсчета была Нагорная проповедь, но послушай, как он перевел Шестьдесят шестой сонет Шекспира:
Пора кончать, мне этот свет постыл, Здесь милостыню нищим не дают, Здесь правят полчища немытых рыл И ложь над верой чистой правит суд. Здесь мудрецы казенные тупы, Здесь попрано достоинство наград, Здесь разум на посылках у толпы, А добродетели ведут здесь в ад. Здесь правда простоватостью слывет, А доброта здесь верно служит злу. Здесь красотою славится урод, А знание ведет людей во мглу. Давно б покончил с этим миром счет — Страх за тебя уйти мне не дает.
Прочти «Этику», не пожалеешь
Октябрь, 1998
Майвальд
Привет! Мы снова в борозде, а кризис… Так ведь он везде.
В доказательство этого мало (или весьма?) утешительного соображения привожу переводы из книжки стихов Петера Майванда «Признаки жизни» (Peter Maiwald. Lebenszeichen. Frankfurt an Main: S. Fischer, 1997, 91 c.). Живет в благополучной Германии, в красивом и богатом городе Дюссельдорфе, умен, образован, печатается, пользуется успехом (да таким, что издательство «Фишер» помещает рекламу его сборника на титульном листе своего каталога за 1997 год, а это, сам понимаешь, очень даже лестно-престижно-почетно и с современными поэтами случается редко), и что? Тоже обретается в перманентном кризисе, что является неотъемлемым атрибутом поэтического дарования. Так что вот тебе несколько стихотворений, выбранных наугад. Если редакция «Экрана и сцены» соблаговолит разделить мои пристрастия, то напечатает в одном из ближайших номеров подборку из Петера Майвальда, чему я буду очень рада, так как шансы выпустить переводы отдельной книжкой, увы, невелики.
Карлотта
Скажи, Карлотта, что за ерунда? Откуда третья щетка в нашей ванной? Ты все хандришь, и тон какой-то странный. Часы на тумбочке. Не видел никогда. В шкафу рубашка. Это не моя. Я — пожилой? Ну, знаешь, это слишком. Да, у меня на лестнице одышка, Но я еще — ого! Да если надо, я… Шептать по телефону ни к чему. Вчера пришло письмо. Сегодня снова. О Господи, да что в нем есть такого? Карлотта, что ты злишься? Не пойму. За что, Карлотта? Ну скажи на милость! Ах да, мой чемодан. И дверь закрылась.
Автопортрет
Я врубаюсь. Улыбаюсь. Изменяюсь. Извиваюсь. Достаю себя. Сержусь. Гордо в зеркало Гляжусь.
Тени
Жизнь так горька. Но кто же горько плачет? Уйди из сердца, там ведь денег нету. И не растопит никакое лето Вчерашний снег. Лишь холод что-то значит. Тепло на небе дыры прожигает И ангелов, и Бога самого. И в мире не осталось ничего, Что на кресте Распятого спасает. Мир все бежит, как белка в колесе, А страх в подвальной песне свищет сдуру, И каждый за свою трепещет шкуру. Картинки из машин — вот кто мы все. И только в старой песне слышно пенье. Людей своих отбрасывают тени.
На аллее Обербилькер
Там снег как выпадет, так и лежит, и кто-то где-то долбит на рояле. У Зайберта за полночь загуляли, и Элли, закемарив, чуть храпит, и Руди вновь идет в последний бой, и Рихард знает, как найти решенье, и Рита ищет в пиве утешенья, и Фрид кричит, что Пауль был герой, и Хеннес Поллак запустил рулетку — на этот раз судьба не подведет. Он им покажет, он свое возьмет, Но снова автомат сожрал монетку. И Поллак говорит: «Ах, твою мать! Ах, мать твою!» И валит снег опять.
Ликвидаторы
Один лишь росчерк — и цветущий город Заложен, предан, продан с молотка. Смертелен яд бульварного листка. Чернильный штрих петлей сжимает горло. Один лишь росчерк, и страна пылает. Рука, что пишет, ловко пули льет. Гусиное перо войну ведет. Лишь подпись — и вдруг кто-то исчезает. А вечером они с женой сидят, Своих детей к порядку приучают, Своих цыплят по осени считают, Вином изжогу гасят от цыплят. С утра пораньше снова сводят счеты, А по ночам тошнит их от чего-то.
Лысый черт
Приходит ночью лысый черт спросить меня, в чем дело? Какое дело, обормот? Дела — их куча целая. Могу в душе я поискать, В шкафу и в черепушке, Да только эти, твою мать! Не стоят ни полушки. Когда приходит лысый черт, Я сам себе не рад, Меня тошнит, знобит, трясет, И вру я невпопад.
Такой день
В тот день Гансвурст сам сплел себе веревку. Пьеро, весь белый, сиганул вниз с крыши. Гвоздем проткнул сердечко Рыжий. И Касперль в кружке утопился ловко. В тот день Паяц сам застрелил себя. И Джокер газом отравился лихо. Петрушка сдох, не поминайте лихом. И Шут под колесом воскликнул: чтоб тебя! И Август в бардаке себя загнал. И Уленшпигель зеркало раскокал. И Арлекин на шею камень взгрохал. И Плут себя Мерзавцу проиграл. Так старый добрый смех отдал концы. С тех пор смеются деньги-подлецы. Будь здоров. Пиши мне и вообще пиши.
Ноябрь, 1998
Три цитаты из Альтерматта
Здравствуй, сосед, давно не писала, нету запала, времени мало, делала книжку, детишек учила и, что есть силы, переводила.
Перевела с польского пьесу Ежи Лукаша «Томас Манн». Перевести-то перевела, но закавыка в том, что она мне совсем не нравится, попробую опубликовать, тебе тоже не понравится, она любопытна как пример постмодерной продукции нынешнего поколения интеллектуалов, завистливо-ревнивого к таланту и вдохновению стариков.
