Книга За свои слова ответишь - Максим Гарин

Хер Голова быстро принялся за дело, время от времени поглядывая на ампулу в пальцах Грязнова.

– Ну, ну, давай поторопись.

Прозрачный наркотик перекочевал в одноразовый шприц, игла нашла вену, вошла в нее, и наркотик, смешанный с кровью, медленно вошел в организм. Рублев дернулся, но не сильно. Открыл глаза, увидел над собой лампу, лицо Грязнова. Глаза закрылись, голова запрокинулась набок.

– Теперь наручники можешь снять, и выходим.

– А пить? – сказал Хер Голова.

– Обойдется, – холодно произнес Грязнов и, уже стоя в двери, посмотрел на Комбата.

Сейчас тот был ничем, распростертый, полностью подвластный ему.

– Хер Голова, сколько еще надо вкатить, чтобы он стал наркоманом?

Хер Голова зашлепал толстыми мокрыми губами:

– Два или три раза.., и ему все, он наркоман, он на игле.

– А ты?

– Я? Что я? – заикающимся голосом затараторил санитар. – Я же выздоровею, я же вылечусь, когда захочу. – Ты вылечишься? – захохотал Грязнов. – Ну, ну, молодец, – и он брезгливо, как завшивевшую собаку, пропустил впереди себя санитара. Ему было даже противно прикоснуться к человеку-животному. – Закрой дверь, – таким же брезгливым голосом произнес Грязнов.

Щелкнула снимаемая ручка. Грязнов проверил, закрыта ли дверь, затем припал к окошку и посмотрел на Комбата. Тот лежал все в той же позе, голова была запрокинута, руки неестественно подвернуты.

– А не сдохнет? – вдруг спросил он как бы сам у себя.

– Нет, нет, мужик здоровый, не сдохнет. Да и что одна ампула? Вот если бы три, то тогда… – и Хер Голова скрестил перед собой руки со сжатыми кулаками и осклабился. Картинка получилась: череп с костями, такие раньше рисовали на трансформаторных будках – «Не влезай, убьет!».

– Ладно, ручку сюда, – нехитрое, зато надежное приспособление исчезло в кармане куртки Грязнова. – Ты поглядывай время от времени, как он там. Я не хочу, чтобы он быстро копыта откинул, мне надо, чтобы он еще пожил.

– Поживет, поживет, куда денется. От такой дозы никто не умирает, разве что какие-нибудь конченые или слабаки.

– А ты?

– Я же говорил, со мной все в порядке.

Грязнова Хер Голова боялся панически. Он, как никто другой, знал крутой нрав Грязнова, знал его ярость и то, что Грязнов ни перед чем не остановится.

Через пару минут Грязнов остановился у двери, за которой лежал прооперированный немец.

«Кормилец, – подумал о Шнайдере Грязнов, – таких бы побольше, и Россия могла бы стать богатой. Вот она, живая валюта. Переставляй почки, селезенки и прочие внутренние органы, слава Богу, доноров хоть отбавляй. Живые деньги текли бы ручьем. Да каким, на хрен, ручьем, рекой, широкой, бескрайней. Вот можно было бы развернуться! Это ж такую клинику можно создать – по сто, по двести больных в месяц оперировать. Естественно, кто-то и умирал бы, смерть при подобных операциях исключить нельзя. Но ведь остальные выживали бы и были благодарны. А доноров – половина России! Со здоровыми почками, с хорошей кровью. Эх, жизнь могла бы быть! А тут еще главврач Хазаров трусливый, всего боится, на воду дует. Но ничего, постепенно все это я приберу к рукам, налажу работу. Уж это-то я умею.»

Хер Голова стоял в трех шагах от Грязнова.

– А ты чего?

– Ничего, ничего… – затряс лысой головой санитар.

– Тогда ступай отсюда.

– Ага, понял, понял, – и санитар быстро зашагал в противоположную сторону.

В конце коридора появилась Анна, как всегда, в короткой юбке, на высоких каблуках, шла, покачивая бедрами.

Грязнов ей улыбнулся.

– Ну как дела?

– Погодка хорошая шепчет, солнце светит, – сказала Анна. По-настоящему сильных мужчин она и любила по-настоящему, даже если они ее обидели в этой жизни.

– Это точно. Да, что-то вид у тебя, Анна, не очень веселый.

– Уехать бы скорее отсюда.

– Уедешь. Скоро твой фашист поправится, и уедешь вместе с ним.

– Скоро… Все вы говорили, что это будет быстро, а уже сколько времени впустую потрачено!

– Почему впустую, – хмыкнул Грязнов, – будет у тебя здоровый муж, будет у тебя с ним все хорошо.

– А мне это надо? – хмыкнула Анна и провела языком по губам. Ей нравилось дразнить мужчин, это она умела делать, как и многое другое.

Грязнов почувствовал, что, в принципе, был бы не прочь переспать с Анной, завалить ее прямо здесь, в подземелье, в каком-нибудь дальнем коридоре. Пусть себе орет, пусть визжит, хотя прекрасно знал, ни визжать, ни орать эта бывшая проститутка не будет, она сделает все, что и должна сделать.

– Как он там?

– Да вроде лучше, – проворковала Анна.

– Намного лучше?

– Намного, – сказала она и рукой провела по своей груди.

– Ну-ну, – произнес Грязнов, – ты мне смотри, а то всем мужикам голову вскружишь, работать не смогут.

– Смогут, смогут, я же так, просто…

– Ну-ну, давай, – и Грязнов неторопливо зашагал по коридору. Затем обернулся. Анна все еще стояла, смотрела ему вслед.

«Стерва!» – подумал Грязнов.

«Кобель!» – подумала Анна.

Они угадали мысли друг друга и улыбнулись.

– Точно? – громко произнес Грязнов.

– Да, точно, – ответила ему Анна и щелкнула пальцами правой руки. Сверкнули кольца.

«Будет время, займусь. От меня ты не уйдешь.»

Анна вошла в палату. Хер Голова подошел к двери, за которой лежал Комбат, припал лицом к стеклу, расплющил об него свою безобразную рожу.

«Хорошо тебе, дозу дали.» А мне? Если бы я мог, я бы из тебя, сволочь, всю кровь высосал. Мне было бы хорошо, мне, а не тебе!" – Хер Голова даже лизнул стекло, словно бы оно было сладким, как леденец. И зарычал, вернее, заурчал, как большое животное, звук получился утробным.

А затем быстро-быстро засеменил по коридору.

Комбат пришел в себя через три часа. Его мутило. Он попытался встать на ноги, зашатался и если бы не стена, то, возможно, рухнул бы.

«Стоять! Стоять! – сам себе приказывал Комбат. – Ну, держись, Рублев, держись!»

В голове немного просветлело, и он понял, что его сначала оглушили ударом тока, а затем вкололи дозу.

– Мерзавцы! Подонки! Нет, нет, мерзавец Грязнов.

Надо отсюда выбраться, во что бы то ни стало, пока они не превратили меня в наркомана, не сделали из меня животное, похожее на этого санитара!

Наркотик уже был в организме, и бороться с ним было бессмысленно. Комбат вначале медленно, а затем все быстрее и быстрее ходил из угла в угол, сжимая и разжимая кулаки. Он смотрел на вентиляционный канал, и в его голове крутилась шальная мысль: