Книга Дорогой Леонид Ильич - Сергей Семанов

Летом 1976 года Генсек опять показал свой характер. Уже несколько расслабившись от тщеславия и лести своего нынешнего окружения, он решил без всякой особенной надобности возложить на себя и пост «президента» — ничтожную во властном отношении должность Председателя Президиума Верховного Совета. Он на этом месте уже побывал ранее, с удовольствием ушел оттуда на партработу. Теперь там сидел его дружок по охоте и «забиванию козла» Коля Подгорный, уроженец села Карловка Полтавской губернии, бывший секретарь Харьковского обкома, большой специалист по сахароварению. Было ему уже за семьдесят, старше Генсека. Ему бы уступить место товарищу по домино, а он заупрямился, показывая дурной характер. О судьбе Подгорного подробно рассказал П. Шелест, давая интервью в отставке.

«— А какие отношения были у Брежнева с другими членами Политбюро? Кто был к нему наиболее близок? С кем он больше всего считался?

— Поначалу, наверное, с Н.В. Подгорным. Ни один кадровый, организационный, политический, идеологический, хозяйственный вопрос не решался Брежневым без консультации и совета с ним. Во всем они действовали заодно. Между ними и существовали самые близкие отношения, и они друг друга называли просто по имени — Леня и Коля. Хотя Подгорный высказывал свое несогласие с некоторыми предложениями Брежнева, критиковал его недостойные действия, в том числе самовосхваление и властолюбие. В большинстве случаев Брежнев уступал, ибо знал, чем ему грозит потеря поддержки Николая Викторовича.

Почти все члены Политбюро обращались к Подгорному за помощью. Когда надо было какой-нибудь вопрос решить или отложить, просили: «Николай Викторович, ну скажите ему (Брежневу), он вас одного может послушаться». В таких случаях Подгорный часто доводил до сведения Генсека мнение, высказанное товарищами, при этом не ссылаясь ни на кого персонально, зная, что кое-кому это может даром не пройти. Справедливости ради надо сказать, что Подгорный много делал для создания и укрепления авторитета Брежнева. Но вместе с тем решительно выступал против непомерного раздувания его культа. Однако Брежнев, волей случая взобравшись на вершину власти, не жаловал правды и не прощал никому опрометчивых высказываний о себе.

— Ив разряд этих людей попал Подгорный. Что же произошло между ними?

Брежневу захотелось стать Председателем Совмина СССР. По этому поводу он повел разговор с Подгорным, последний отговаривал Брежнева от такого шага, говорил ему, что мы ведь на октябрьском Пленуме осудили за это Хрущева. Но Генеральный настаивал на своем. Не устояв, Подгорный «провел определенную работу» — склонил многих членов Политбюро к решению этого вопроса, но все держалось в строгом секрете от самого Председателя Совмина А.Н. Косыгина. Осуществить этот замысел помешали случай и трусость Брежнева, в это время он сильно заболел, к тому же ему Подгорный сказал, что Совмин — это исполнительная власть, надо много работать, а за недостатки в работе придется нести ответственность.

Брежнев отказался от своей затеи, но на этом не успокоился и начал новую игру. На этот раз вокруг Подгорного, намереваясь занять пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Эта политическая интрига развернулась в период подготовки к XXV съезду партии. Подгорного хотели дискредитировать среди партийного актива страны. Во время выборов делегатов от Харьковской областной партийной организации, от которой Николай Викторович избирался неоднократно, произошло нечто невероятное: против Подгорного проголосовали 250 из 650 коммунистов, но все же он большинством был избран на XXV съезд. Зная наши порядки, это само по себе не могло произойти. Здесь был написан «специальный сценарий» и «разыгран» спектакль по команде из Центра, по прямому указанию Брежнева…

И вот вскоре на одном из пленумов ЦК КПСС выступает секретарь Донецкого обкома КПУ Качура и вносит предложение: соединить пост Председателя Президиума Верховного Совета с постом Генерального секретаря ЦК КПСС. И вновь знакомый прием: внезапность, быстрота и натиск. До того момента с Подгорным никто не обмолвился об этом ни единым словом. Ну а дальше пошло по заведенному порядку: пленум одобрил такое предложение, а заодно, на этом же пленуме, совершенно неожиданно для Подгорного его освободили от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС. Вот так самым подлым образом, тихой сапой и внезапным приемом Брежнев рассчитался с Подгорным как с основным оппонентом и критиком его действий в составе Политбюро.

На сессии Верховного Совета СССР формально освободили Н.В. Подгорного от обязанностей председателя, даже не сказав ему нескольких слов благодарности за 12 лет работы. Но зато когда Суслов внес предложение избрать Брежнева Председателем Президиума Верховного Совета СССР, то это «вызвало бурю восторга». После ухода в «отставку» Н.В. Подгорный неоднократно пытался связаться по телефону или встретиться, поговорить с Брежневым, но каждый раз это откладывалось под «благовидным» предлогом. В последний раз Подгорный звонил Брежневу и разговаривал с его помощником Цукановым, просил организовать встречу с Генеральным. Через несколько дней Цуканов передал Подгорному: «У Леонида Ильича нет к вам вопросов»».

Здесь уместно процитировать малоизвестный документ, где сам Леонид Ильич высказывает собственное отношение к данному событию, случай вообще-то довольно редкий, писать он не любил и не был к тому горазд. В июне 1977 года, когда Брежнева «короновали» на пост президента, его верный Черненко находился в больнице и принимать участие в делах любимого Генсека не мог, отчего очень переживал. И вот по окончании тех хлопот Брежнев отправил больному, но верному Косте трогательное письмо, оно датировано 16 июня, приводим его полностью:

«Дорогой Костя!

С большим волнением я прочел твое поздравление в связи с избранием меня на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Твои слова в этом поздравлении не могли не тронуть мое сердце, не взволновать меня.

Заседание сессии Верховного Совета прошло хорошо, я бы сказал, великолепно. Бесконечные аплодисменты. Особенно бурно было встречено выступление Михаила Андреевича Суслова. После него я выступил с благодарностью и обещал, как солдат, оправдать доверие нашей любимой Родины и нашей великой партии, сделать все, чтобы укрепился мир на земле и развивалось доброе сотрудничество между народами. Мой ответ был принят депутатами очень тепло.

Считай, что ты был среди нас. Остальные дела нормально. Ты не волнуйся. Ну, еще раз говорю: не торопись, в этом необходимости никакой нет. На ближайшее время ты все сделал.

Обнимаю тебя, крепко целую, желаю выздоровления».

В высшей степени характерное свидетельство, и для оценки как самого Леонида Ильича, и для оценки его отношений с «Костей». Смешно и грустно осознавать, как по-детски радовался Брежнев своему возвращению к пустой должности «президента». Из одного этого яснее ясного, что крупным политиком он не был, куда уж! А вот молчаливый Черненко выглядит тут довольно впечатляюще. Ясно, что всесильный глава великой Советской империи испытывал к старому соратнику самые искренние дружеские чувства. И эти неподдельные отношения искренней взаимной привязанности выглядят прямо-таки трогательно. Политика — дело суровое и неверное, здесь мало искренности, но много коварства. Поэтому наблюдать в политической сфере добрые, истинно товарищеские отношения приходится редко, но они порождают и добрые человеческие чувства в ответ. Значит, не все подвластно честолюбию и корыстолюбию, и даже в самых политических верхах были обычные для всех порядочных людей товарищество и верность.