Книга Слово и "Дело" Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений - Павел Нерлер

И еще через восемь дней: «Пресса обрушилась на Ставского»[439].

Частичное объяснение этому содержит письмо самого Ставского в Комиссию партконтроля при ЦК ВКП(б) от 4 ноября 1937 года:

Сов. Секретно

Зам. председателя Комиссии партийного контроля

при ЦК ВКП(б)

тов. Шкирятову М.Ф.

В добавление к устному сообщению о том, как обсуждается заявление П. Рожкова против меня в Союзе Советских Писателей – сообщаю следующее:

– Партгруппа вместе с парткомом выделила комиссию для разбора заявления П. Рожкова и фактов, изложенных в нем.

В комиссию вошел и Феоктист Березовский, делом которого я занимался вместе с партколлегией по Московской области, по Вашему поручению. Это дело Вам известно (Березовский бегал от большевиков к меньшевикам, укрывал службу сыновей у Колчака, поддерживал зятя – белого контрразведчика и т. д.). Березовский и раньше не скрывал своего резкого отношения ко мне.

Свою же работу в комиссии по разбору заявления П. Рожкова он начал с того, что огласил на комиссии заявление против меня из 16 пунктов. Это заявление до сих пор неизвестно ни партгруппе, ни мне.

Сегодня мне стало известно, что Феоктист Березовский[440] собирает против меня материал и письменные показания даже за пределами Союза Сов‹етских› Писателей. – Он вызывает и ездит сам на квартиры к людям, ранее работавшим в аппарате Правления ССП и уволенным мною по совету из НКВД (капитана госбезопасности т. Журбенко) и за упущения и проступки по работе.

Когда я спросил председательствующего в комиссии – зам. секретаря порткома т. Оськина – знает ли он об этом факте, т. Оськин подтвердил, что это – правда, и что Березовский уже передал показания одного из уволенных мной. ‹…›

С комприветом Вл. Ставский[441]

Тут особенно выразительна ссылка на уже знакомого нам капитана госбезопасности Журбенко, дающего Ставскому указания, кого увольнять, а кого нет!

За неделю до этого, 28 октября, Ставский записал в дневнике:

С т. Л. Мехлисом

1. Не управляюсь. Осложняется дело заявленьями: 1) Рожкова, 2) Марченко, 3) Ляшкевича, 4) Кулагина. 5) Лахути. РК пересылает Шкирятову, а мне ни одного доклада в районе.

2. Комиссия – по предлож‹ению› Березовского – меньшевик[442] .

Защищаясь, Ставский не забывал и о своих текущих делах. Тем же днем датирована следующая запись: «Костарев: вызвать»[443]. Зачем занадобился Ставскому его старый кореш, можно понять из записи в дневнике назавтра:

О Мандельштаме: взять стихи и прочитать.

Павленко: Статья о «Перевале»[444] .

Видимо, у Ставского накопилась критическая масса писательских заступничеств за О.М. (а может быть, и доносов тоже), и он решил уделить этому вопросу какое-то время. Расспросив Костарева обо всем, что тот знал об О.М. на текущий момент, он устроил что-то вроде совещания с Сурковым и, возможно, Павленко по поводу О.М., для чего даже решил прочитать стихи последнего, на чем их автор громко настаивал еще с воронежских времен. Тогда-то, возможно, Ставский и передал Павленко сами стихи и попросил его написать «рецензию» на них. Несомненно, он проконсультировался, по обыкновению, и с капитаном Журбенко, выполнявшем при Ежове ту же роль, что и Агранов при Ягоде.

И вот у такого человека бедный Осип Эмильевич ищет защиты и покровительства!?. У своего, без тени преувеличения, палача!?.

В конце биографической справки, составленной Н.М., перед отъездом в Саматиху стоит многозначительная запись: «Разговор со Ставским о казни»[445]. Возможно, это тот же самый разговор, о котором О.М. писал Кузину, возможно, другой. Важно лишь то, что к этому времени начальственное терпение Ставского лопнуло (сработали, видимо, и костаревские приятельские доносы и разговорчики, да и писательский шумок раздражал), и он окончательно решил продолжить этот «разговор о казни», – но в иных сферах.

Разговор, в сущности, был о казни О.М.[446]

Подозреваю, что все необходимые слова были произнесены (вероятней всего Журбенко) еще до того, как 16 марта 1938 года – спустя неделю после водворения О.М. в Саматихе и день в день с письмом самого О.М. отцу – главный писатель страны обратился к главному чекисту:

Уважаемый Николай Иванович[447]!