Книга Бит Отель. Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957-1963 - Барри Майлз

Эти смешанные выступления продолжались до лета 1965 г., последним стало выступление для ICA в Лондоне, тогда Брайон нарисовал и уничтожил рисунок размером шесть на девять футов. Билл сидел на сцене без шляпы и в пальто фирмы «Честерфилд», освещенный глубоким синим цветом, и смотрел в зал, не говоря ни слова. Над его головой мелькали кадры из «Башням — открыть огонь», фильма Билла и Энтони Бэлча 1965 г., а Иэн Соммервиль крутил запись «разрезок» так громко, что у слушателей едва не лопались барабанные перепонки. Эти «разрезки» состояли из атмосферных помех на радио, барабанов в Марокко и голоса Билла, который читал истории о природных катастрофах из американских газет.

Два года — 1960-й и 1961-й — Билл занимался «разрезками», используя море текстов, не вошедших в «Голый ланч», и придумывая новые тексты, которые станут его следующим романом «Мягкая машина». Потрясала его способность к концентрации и работоспособность, с которой он превращал метод «разрезок» в систему, теперь он не просто писал стихотворения от случая к случаю или составлял короткие куски прозы, теперь он писал в подобной манере целый роман. И хотя сам он часто использовал слова и тексты других людей, оказалось, что его тексты использовать почти невозможно. Брайон рассказывал своему биографу Терри Уилсону: «Если еще какой-то писатель, работающий с применением метода „разрезок“, использовал хоть одно слово Берроуза, оно проходило через все их произведение, и не важно, как они резали его. Одно сильное словечко Берроуза рушило всю баррикаду обычных благонравных слов, пускало сквозь них червоточину. Вы читали буквально пару строк и уже говорили: „А, да это же Берроуз“». Так что, когда они вместе работали над шоу, Брайон десять раз проверял, чтобы их с Биллом работы различались, кстати, может быть, именно поэтому он предпочитал работать с метатезами, оставляя «разрезки» Биллу.

Билл работал с текстами до тех пор, пока они не становились настоящей квинтэссенцией первоначального текста, они были похожи на «Противоестественный» Гюисманса, образов было так много, что за один раз можно было прочесть всего несколько страниц: «Сперма обдолбанных юнцов дает пищу для интересных размышлений: зеленый мальчик-тритон с пурпурными грибовидными жабрами, дышащий углекислым газом и живущий у тебя на выхлопной трубе, неужели это высший шик, чтобы Зеленка или полупрозрачная розовая морская собака,[73] которая ест сперму и которую держат в хрустальных цилиндрах со спинномозговой жидкостью, известных как Гидравлический домкрат, забрались в тебя?»

Остальные тексты были гораздо обычнее, больше напоминая «Голый ланч», пока не встречались совершенно необычные слова, которые меняли структуру и смысл предложения: «Вверх по большой коричневой приливо-отливной реке к Городу-Порту, окруженному водяными лилиями и банановыми плотами. В Городе много построек из бамбука, иногда они высотой в шесть этажей и нависают над вымощенными бетоном улицами, заливами и полотном железной дороги, а после теплого дождя, который идет каждые полчаса, на небе появляется радуга. Теплыми душными ночами народ побережья гуляет и ест разноцветное мороженое в свете электрических фонарей, они ведут беседы и сопровождают их медленными размеренными жестами, а иногда просто молчат».

Пока Билл сокращал эти и другие отрывки так, что от «разрезок» оставался только скелет, а образы становились все более и более сжатыми — «Может, ты и получишь что-нибудь, как какой-нибудь слабохарактерный ми-истер» или «руку ветра защемило дверью», — и другие обитатели Бит Отеля принялись за «разрезки». Гарольд Норс в апреле 1960 г. надолго поселился в отеле и сразу же стал третьим в компании Берроуза-Гайсина. Он стал ярым приверженцем метода и принялся резать свои работы.

Грегори познакомил Норса с Берроузом, а Норс познакомил Берроуза с Соммервилем. Однако, когда Норс переехал в Бит Отель, он не входил в число битников, хотя и дружил с Берроузом. В разговорах с Уинстоном Лейландом в знаменитых «Gay Sunshine» Норс рассказывал про Берроуза. Он называл его «мозгом всей шайки» и рассказывал, что ему «долго было не по себе в его присутствии»: «Он великолепный оратор, но по большей части молчит и сидит с плотно сжатыми губами. Мне всегда казалось, что он взвешивает и оценивает все, что вы говорите». Он говорил, что Билл любил посмеяться и был прекрасным рассказчиком: «Когда мы только познакомились, мы много рассказывали друг другу. Я веселил его глупыми историями, которые гуляли по Парижу. Мы много смеялись… Он мог говорить часами, сидя у себя, или в комнате Брайона, или в наших с Иэном комнатах, и, как в „Голом ланче“, рассказывать о том, что с ним происходило, он словно заново переживал прошлое, менял тысячи лиц и голосов, и в конце концов вам казалось, что вы бредите. Уверен, что он вспоминал все до последней черточки. Он так рассказывал об этом, будто все происходило здесь и сейчас. Я часто слышал, как его голос грохотал в соседней комнате, где жил Иэн. Как-то вечером у Иэна в комнате, освещенной только свечой, Билл прочитал отрывок из „Мягкой машины“, над которой тогда работал, мы все находились под впечатлением от этого невероятного произведения и того, как он читал его. Брайон упал перед ним на колени, поцеловал руку и назвал его „мастером“».

Норс рассказал Лейланду, что его первая работа в технике «разрезок» так взволновала его, что он подумал, что сходит с ума: «Я писал или, вернее, кто-то писал моей рукой такое, чего раньше не было. Мне все время казалось, что мной кто-то управляет, что во мне живет другое существо, что я слышу в себе чей-то голос… Когда я делал свои первые „разрезки“ в Бит Отеле, я обнаружил, что в соседней со мной комнате живет английский поэт, который занимается тем же самым. Совпадали целые фразы и слова, хотя, когда мы писали их, мы еще не были знакомы. Моя работа снова и снова совпадала с работой Берроуза, который жил этажом выше».

И хотя Норс и пропустил самое первое волнение, поднявшееся вокруг «разрезок», и не принимал участия в «Уходящих минутах» и «Дезинсекторе!», в последующие годы он был одним из немногих писателей, которые продолжали творить, используя эту технику. Он вспоминал: «Моей первой „разрезкой“ была книга „Sniffing keyholes“ („Нюхая замочные скважины“), я показал ее Брайону Гайсину, который проглядел ее и сказал: „Ты должен показать ее Берроузу“. И я ответил: „Нет, мне кажется, что я сумасшедший, даже не представляю, как я мог написать нечто подобное“. Тогда он сказал: „Да нет, ты не сумасшедший, это просто новейший эксперимент“. И я показал рукопись Берроузу, который заметил: „Да, ты действительно нашел что-то новое“». Действие «Sniffing keyholes» происходит в Танжере: «ZZ взволнованно сказала: „Кажется, я начинаю понимать, как же нужно использовать слова…“» Это было описание возни геев в стиле «Олимпии Пресс», которая напоминала главу «Джон и Мэри» из «Голого ланча». Три строчки, несомненно, были «разрезками», пока Норс не сократил текст до того, что в нем осталось только несколько ключевых образов: «Ничто кроме потока не может погасить огня страстного желания… потом следует потенция».