Книга Нерон - Игорь Князький

Когда Поллита вернулась к отцу и известила его о своей неудаче, после которой надежд на благополучный исход дела уже не оставалось, одновременно пришла и весть о том, что в сенате все предрешено: намеченное расследование должно завершиться беспощадным приговором.

Хотя прямая угроза касалась только Ветера, его дочь и теща решились также уйти из жизни. Все трое одним и тем же ножом вскрыли себе вены. Перед смертью бывший консул — консульские обязанности он исполнял в Риме десять лет назад и коллегой его был сам Нерон — раздал все имущество за исключением трех лож, на которых обреченные намеревались расстаться с жизнью. Советы знакомых оставить значительную часть состояния Нерону, дабы тот сохранил остальное за его внуками, Ветер с презрением отверг, не желая раболепствовать перед своим погубителем, на чье великодушие в любом случае надеяться было бессмысленно.

Смерть не спасла Луция Ветера и его близких от сенатского приговора. Не смущаясь тем обстоятельством, что обвиняемые не только мертвы, но уже и похоронены, славные отцы отечества вынесли им смертные приговоры. Нерон, впрочем, ухитрился усугубить постыдность происходящего, превзойдя в гнусности решения свой раболепный сенат. Он использовал имеющееся у принцепса право интерцессии, то есть вмешательства в решения сената, своеобразно смягчив приговор: осужденным позволялось во избежание руки палача выбрать смерть по своему усмотрению…

Подлые примеры Милиха и Фортуната воздействовали и на других вольноотпущенников. Римского всадника Публия Галла приговорили к «лишению воды и огня» согласно доносу его вольноотпущенника за то, что он якобы был близок Фению Руфу и Луцию Ветеру. В этом случае мы располагаем сведениями, как Нерон вознаградил донос либертина-предателя на своего патрона: доносчику было пожаловано достаточно почетное место в театре среди гонцов при народных трибунах. Этим, возможно, поощрялась стремительность первого доноса и рекомендовалось быстро доносить о любых других «преступлениях» против принцепса. Несомненно и то, что Нерон полагал возможность с почетного места любоваться своей игрой на сцене величайшим счастьем для любого преданного, и потому такую награду следует считать не менее, если не более значимой, чем просто материальное вознаграждение.

Награды доносчиков-либертинов возбудили зависть и в среде представителей весьма почтенных римских родов. Антистий Созиан, некогда милосердно отправленный в изгнание за стихоплетство, возводящее хулу на особу принцепса, нашел способ обеспечить себе возвращение в Рим, сдружившись с ссыльным по имени Паммен, который слыл знатоком искусства халдеев, то есть был предсказателем. Хотя Паммен и находился в ссылке, многие из знатных римлян продолжали пользоваться его услугами. Выкрав гороскопы Публия Антея и Остория Скопулы, Антистий отправил их Нерону, сопроводив письмом, что эти люди посягают на верховную власть, поскольку желают узнать свою судьбу и судьбу цезаря. В большинстве своем халдейские мудрецы-прорицатели в Риме были первостатейными проходимцами и гороскопы свои составляли так, чтобы их можно было толковать весьма расширительно. Главное, чтобы человек поверил в истинность гадания, услышав приятное для себя, но непременно присутствовали и хитрые оговорки, позволявшие предсказателю в случае гадания, явно не сбывшегося, все равно обосновать свою правоту.

Воздействие доноса ссыльного рифмоплета превзошло все ожидания: Антей и Осторий сразу превратились в осужденных. Антея Нерон давно не жаловал, поскольку тот был известен своей преданностью Агриппине и чтил ее память, кроме того, он был очень богат, а значит, его состоянием было бы неплохо пополнить изрядно опустевшую в результате великого строительства казну. Что до злосчастного Остория, то расправа над ним объяснялась лишь тем, что он стал жертвой доноса, проверять подлинность которого никто не собирался. Осторий Скопул был видным военачальником, заслужившим славу в Британии, где он отличился при подавлении опасного мятежа, грозившего отторгнуть от Рима эту далекую провинцию. Принуждение к смерти такого человека, имевшего большие военные заслуги и, очевидно, невиновного в том, в чем его обвиняли, что едва ли для кого-либо составляло тайну, не могло не быть замечено в военной среде. Не в среде преторианцев, среди которых и так хватало недовольных, что показал заговор Фения Руфа, но в среде военачальников, возглавлявших легионы, в руках которых находились десятки тысяч испытанных бойцов и для которых бессудная расправа над ни в чем не повинным заслуженным воином была и личным оскорблением, и предупреждением на будущее. Отправляя на смерть Остория, Нерон разжигал огонь, в котором ему самому и предстояло сгореть…

А пока число жертв принцепса все множилось. Смерть не миновала и родных Нерона, и членов его семьи. Сын Поппеи Сабины от ее первого брака Руфрий Криспин, которого Нерон великодушно усыновил, имел неосторожность в своих детских играх называть себя полководцем и императором. Даже память о горячо любимой Поппее не остановила Нерона. В словах пасынка ему почудилась угроза собственному правлению. Несчастного мальчика утопили во время рыбной ловли. Не стало вскоре и Антонии, дочери Клавдия, с которой намеревался сочетаться браком Гай Кальпурний Пизон в случае убийства Нерона и принятия сана принцепса. Насколько сама Антония была готова соединить свою судьбу с Пизоном и знала ли она вообще что-либо о заговоре — неизвестно. Нерон, решив проверить ее расположение к себе, предложил Антонии выйти за него замуж после гибели Поппеи. С точки зрения Нерона мысль достаточно здравая: соединялись в семье оба представителя рода Юлиев-Клавдиев, а, будучи супругой принцепса, Антония не могла быть использована противниками принцепса для заговорщицких целей. Антония, однако, отказала Нерону. Разозленный ее отказом и видя, возможно, в нем как раз свидетельство враждебности со стороны дочери покойного императора, Нерон распорядился казнить ее, предварительно обвинив в подготовке государственного переворота. «За ней последовали остальные его родственники и свойственники: среди них были молодой Авл Плавтий, которого он перед казнью изнасиловал и сказал: Пусть теперь моя мать придет поцеловать моего преемника!» — ибо, по его словам, Агриппина любила этого юношу и внушала ему надежду на власть», — сообщает Светоний.[223]

Истребление ближайшей родни, включая Антонию и Авла Плавтия, имело далекоидущие последствия. Нерон избавился окончательно от всех, кто мог претендовать на высшую власть в государстве по кровнородственному принципу — принадлежности к роду Юлиев-Клавдиев. Он теперь был единственным потомком божественного Юлия и божественного Августа. Но это означало, что теперь только от его собственной судьбы зависело будущее правящего рода. Ведь оба брака Нерона не принесли ему детей. От Октавии он детей и не желал, дочь Поппеи умерла во младенчестве, прожив только три месяца, а того ребенка, которого они с Поппеей ожидали, он сам в пьяном безумии убил вместе с матерью. Вдовцом, правда, он оставался недолго. Третьей женой Нерона стала Статилия Мессалина. Она была правнучкой видного военачальника Тавра, удостоенного за свои победы триумфа и дважды побывавшего в должности консула. Ранее Статилия была женой Аттика Вестина, бывшего консулом в роковой год заговора Пизона. Нерон тогда заодно с заговорщиками расправился и со строптивым консулом, имевшим малоприятную для принцепса славу последнего борца за восстановление римской свободы. Когда же Нерон женился на его вдове, многие стали говорить, что потому-то он и погубил Вестина, чтобы заполучить в супруги Статилию Мессалину. Такие разговоры не могли иметь действительной почвы: во время заговора Пизона Нерон был женат на Поппее и супруги ожидали второго ребенка. Каков будет ужасный конец этой любви не предполагал никто, включая самого Нерона.