Книга Да будет воля моя - Дженнифер Бенкау

— Наверное, так оно и есть. Ничего не выиграешь и ничего не потеряешь, а значит, это великолепная исходная позиция, чтобы попробовать что-нибудь безумное.

«Что-нибудь отчаянное», — мысленно исправляет ее Дерия и все же вливает в себя еще глоток виски. Она предлагает Киви выпить, но та все еще держит в руках свой первый стаканчик и заглядывает в него, словно там что-то написано.

— Мне было семнадцать, когда я сбежала из дому, — говорит она. — С двадцатью тремя евро и семьюдесятью центами, четырьмя трусами, одними запасными джинсами, МР3-плеером и старой детской курткой.

— Это довольно безумно, — говорит Дерия и снова имеет в виду слово «отчаянно».

Киви смеется, тихо и невесело:

— Абсолютно. А что ты делаешь настолько же безумное?

Дерии кажется, что Киви тоже на самом деле имеет в виду «отчаянное». Она вздыхает:

— Я рискую своими работами.

— Это не безумие.

— Отнюдь.

— Нет. — Киви подчеркивает свое заявление глотком виски и встряхивается. — У тебя дерьмовые работы, и ни одна из них для тебя ничего не значит. Это даже ниже уровня четырех трусов. Я говорю о том типе, с которым ты встречаешься.

Якоб? Что же в нем может быть безумного?

— Якоба можно назвать полной противоположностью отчаяния, — говорит Дерия и чувствует, как острый взгляд Киви ее разоблачает. Только сейчас она обращает внимание, что и у Киви светло-карие глаза. Почти как у Якоба, только с зелеными пятнышками, а у Якоба похожие пятнышки, но золотистые.

— У меня во всех этих историях с отношениями совсем мало опыта, — говорит Киви, — прежде всего — с мужчинами, они меня вообще не интересуют. Но я тебе скажу так: если бы я любила человека, который целую неделю держится за меня, как репей, человека, который полностью занимает все мои мысли, а потом исчезает, не сказав ни слова, то я бы задумалась. Ты же вовсе не задумываешься. Вот такие штуки я называю словом «отчаяние». И, — ее голос становится совсем тихим, — это проблематично. В твоей ситуации.

— Дело в том, что он — писатель, — отвечает Дерия. — Я это сама знаю. Когда мы пишем, тогда… — она не договаривает, не описывает, что случается потом. Незачем, она это знает по собственному опыту. Другие люди этого никогда не поймут, и она чувствует себя глупой, пытаясь, несмотря ни на что, все это объяснить.

— Он ведь пришел к тебе, чтобы писать, — говорит Киви, — потому что в своем общежитии у него нет ни капли покоя для своего писательства.

В животе Дерии начинает зарождаться нечто, похожее на злость. Это совершенно не дело Киви — рассуждать о Якобе и его намерениях. Ведь она его вообще не знает.

— И даже если он не пишет, — вообще говоря, он и не может писать, вспоминает Дерия, потому что его пишущая машинка стоит у нее дома, — это ведь не означает, что он обязан передо мной отчитываться, если один-единственный день не позвонит.

В понедельник с утра ушел, а сейчас уже вечер вторника…

— Роберта я тоже частенько подолгу вообще не видела, а, как-никак, я была за ним замужем.

Наоборот, с Якобом все открыто. Она даже не может сказать, что они стали парой. С ее точки зрения — да. Но видит ли он это точно так же? Она его даже не спрашивала. Конечно, она об этом думала, однако не хочет рисковать и слышать ответ, который отнимет у нее несколько дней прекрасных иллюзий.

Киви делает еще глоток, как будто ей нужно выпить для храбрости. После этого долго смотрит на ноги, словно те являются неразрешимой проблемой. Дерия уже не ждет, что собеседница что-нибудь скажет, однако та все же делает попытку:

— Меня это просто удивляет. Не сердись на меня, Дерия, это просто…

— Да?

— Он появляется именно тогда, когда кто-то вламывается в твою квартиру и кто-то тебя преследует. Ты не обратила на это внимание?

— Сначала появился преследователь, — поправляет ее Дерия.

Но злость все сильнее кусает ее за стенки желудка. Она давит стаканчик в руке и замечает это лишь тогда, когда пластик больно врезается в пальцы. Какой-то мужчина присоединяется к ним и входит под крышу остановки. У него презрительный взгляд, он видит бутылку и недовольно качает головой. Неужели ей показалось, что между его кустистыми бровями при слове «преследователь» что-то вздрогнуло? И вообще, он мог что-то услышать?

Киви игнорирует ее возражение.

— Пока он с тобой, преследователь не появляется.

— Конечно, нет! — резко отвечает Дерия. — Неужели ты думаешь, что твой отец вел бы себя так, если бы рядом с тобой был твой защитник?

— Производитель, — тихо говорит Киви. — У меня нет отца.

И она продолжает, игнорируя замечание Дерии.

— А затем он просто исчезает. И как только он исчезает, снова появляется преследователь.

— Ты говоришь… — «…те же самые глупости, что и Солнце», хочет сказать Дерия, но затем воздерживается от комментария. — …глупости, — решившись все же, говорит она и встает.

Ее ноги так замерзли, что даже болят, а в коленях словно вытянулись все жилочки. Ей хочется уйти отсюда. Появившийся мужчина нервирует ее. Когда Киви сказала слово «преследователь», он повернулся к ней. Его глаза синие и холодные как лед.

— Все, я ухожу, — говорит она и уходит, не ожидая Киви.

Только через десять метров она оборачивается. Киви плетется позади, держа бутылку виски за горлышко, словно мертвую курицу. Мужчина остается на остановке. Он зажигает сигарету и смотрит им вслед.

— Что я, собственно, здесь делаю? — набрасывается она на Киви, когда та присоединяется к ней. — Ты не можешь выбросить куда-нибудь эту дерьмовую бутылку? Мы шляемся тут, как бродяги, люди уже начинают обращать на нас внимание.

Киви останавливается:

— Пусть себе пялятся. Они всегда так смотрят.

У нее нет с собой рюкзака, значит, бутылку спрятать некуда.

— Но я не люблю, когда на меня таращатся, — резко отвечает Дерия, забирает у нее из руки бутылку «Джека Дэниэлса» и прячет в свою сумку. Бутылка великовата, чтобы закрыть молнию, но, по крайней мере, ее так почти не видно.

Они молча идут дальше. Дерия немного впереди, даже толком не зная, куда лучше направиться. Может быть, все же к ней домой?

— Ты ошибаешься, — наконец говорит Дерия, еще не приняв решения, не рассердится ли Киви на ее слова. — Ты ошибаешься во всем.

— Всякое бывает, — отвечает Киви.

— Я имею в виду в том, что касается Якоба.

Киви улыбается короткой и безрадостной улыбкой:

— Зато ты никогда не ошибаешься, верно?

— Почему же, постоянно ошибаюсь. Но не в том, что касается его.

— Ах да? Откуда ты это знаешь?

— Просто знаю, и все, — вырывается у Дерии громче, чем ей бы хотелось.