Книга Воин сновидений - Кирилл Кащеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глухая влажная темнота охватила их со всех сторон.
– Вот что, немчура, в засаду заведешь, первая пуля – тебе! – предостерегающе бросил Петро.
– Я предупреждал вас, что там опасно! – впервые в голосе пастора промелькнуло что-то вроде раздражения.
– Куда хоть выйдем? – все так же недоверчиво спросил старшина.
Впереди, в темноте, долго молчали, так что Колька услышал, как старшина аккуратно перекладывает автомат в боевую позицию.
– Там… – неожиданно дрогнувшим голосом наконец ответил пастор. – Там тот… тот, кто… отвечает за эту войну.
– В бункер Гитлера, что ли, выйдем? – с неуверенным смешком ответил Петро.
– При чем тут жалкий Адольф? – пренебрежительно фыркнула темнота. – Он всего лишь кормилец, каких много было и до него! И кончит так же, как все! – в голосе пастора странно сочетались печаль и злорадство.
Шаг-шаг-шаг – не видя ни тех, кто впереди, ни тех, кто позади, они шли сквозь узкий и извилистый, как желудок червя, лаз. А потом стены по обеим сторонам начали тускло светиться. Медленно разгораясь, сквозь каменную кладку проступали слабо мерцающие прямоугольники – и Колька вдруг увидел перед собой портрет воина. Очень странный портрет. Воин был приземист, низколоб и мускулист, на его сгорбленных плечах болталась драная звериная шкура, а в волосатых лапах он сжимал сучковатую дубину. Дальше портреты начали высвечиваться один за другим – воин в римских доспехах, точно как на картинке в довоенном учебнике. И рыцари, рыцари, рыцари… Тяжелые двуручные мечи сменились легкими, те – шпагами, доспехи – камзолами… Позади каждого воина, прорисованный скупыми, едва заметными штрихами, красовался скелет в железной короне!
Крепче прижимая к себе девочку, Колька почти побежал вперед… Портреты исчезли. На их месте появились поля битвы, заваленные грудами искореженных тел, сложенные в пирамиды черепа и пирующее воронье. И везде сквозь мазки краски проступало изображение темного, точно пожирающего свет, меча – и увенчанного короной черепа!
Колька споткнулся, едва не выронив девочку – ход начал медленно забирать вверх. Они поднимались, явно выбираясь на поверхность. Колька начал прислушиваться – все еще глухо, но сквозь толщу земли уже отчетливо слышалось буханье артиллерии. И с каждым шагом все ближе и ближе слышалось знакомое чавканье!
– Пришли! – вдруг останавливаясь, сказал пастор. – Помните, если вы ничего не сумеете сделать сейчас – оно вернется снова. Оно всегда возвращается, – в голосе звучало глухое отчаяние.
– Точно, к фюреру своему вывел, поп немецкий, – с маскирующей затаенный страх насмешкой пробормотал дядька Петро и, пошарив в темноте, ободряюще похлопал пастора по плечу. – Не боись, поп! Справимся!
– Я тебе не поп, и ты меня не обхлопывай, не обыск! – недовольно буркнул старшина.
– Тю! – удивился дядька Петро. – А поп где?
Ответом ему было глухое молчание.
– Автоматы наготове, и чтоб ни звука! – проворчал старшина. – Колька, за девчонкой пригляди.
Позабыв, что в темноте его никто не увидит, Колька пожал плечами. Интересно, как он за ней приглядит, если ей приспичит заорать? Но пока что девочка была на удивление молчалива – точно понимала что-то, чего сам Колька не понимал, но чуял холодеющими от страха внутренностями.
Ступая почти бесшумно, старшина пошел вперед. Темнота начала потихоньку расползаться, сменившись серым сумраком. Сумрак расцветили желто-багровые пятна, как от огня, и сильно запахло гарью. Колька кивнул сам себе – насчет бункера ерунда, конечно, не иначе как к очередному пожарищу выйдут. Зашипел сквозь зубы – больно ударился ногой об каменный край. Пошарил, нащупав сапогом ступеньки, сделал шаг, другой – и чуть не задохнулся. Кажущийся невероятно свежим после затхлости подземелья воздух хлынул в легкие, а вокруг языками пламени засветилась ночь. Они стояли на небольшом балкончике, видно, старинного дома – перила были украшены каменной резьбой. Крыши не было, снесло ударами артиллерии, и над головами в черном небе хищно шарили лучи прожекторов, то и дело сходясь на сверкающих серебристых крестиках бомбардировщиков – и тут же ломкими громовыми раскатами начинали грохотать орудия. Но даже этот оглушительный звук тонул в чавканье. Оно поднималось снизу, вместе со зловещим багровым свечением. Под прикрытием перил трое бойцов поползли к краю балкончика. Прижав покрепче девчонку – чтоб не пискнула, – Колька аккуратно высунул голову между столбиками балкончика. И увидел… увидел…
Внизу простирался громадный зал с резными каменными колоннами. На сквозняке, точно боевые штандарты, развевались черные полотнища. А посредине громоздился длинный и широкий дубовый стол на низких, грубо тесанных ножках. Сперва Кольке показалось, что на этом столе стоит макет Берлина. На мгновение мелькнула мысль, что они и впрямь попали в секретную ставку Гитлера. Но макет был… живым! Огоньками зажигалок пылали пожары. Вспыхивали россыпью искр выстрелы орудий, серебристыми мушками носились самолеты. Но куда необычнее выглядели места, где сражения недавно закончились. Больше всего они походили на… остатки блюд после шумной гулянки. Взятые недавно Зееловские высоты напоминали… начисто обглоданные кости, а форсированный Одер – тонкую струйку, скатившуюся из вылаканного жадным обжорой кубка.
И только тут до Кольки дошло, кто сидит за столом – и всякие мысли о ставке Гитлера начисто вылетели из головы. Подергиваясь и извиваясь щупальцами, у края восседало похожее на громадного, бесформенного спрута чудище – и кончик каждого щупальца венчал пылающий багровым огнем, жутко выпученный глаз. Рядом с чеканным кубком, до краев налитым дымящейся алой жидкостью, пристроилась дама в черной эсэсовской форме охранницы концлагерей – ее бледное, как мел, лицо уродовали вздутые пузыри. Дебильно хихикая, толкались, отпихивая друг дружку щеками, три головы на широких плечах одноногого урода, а по краю стола, одобрительно ухая, каталась голова – без тела! Под ее пронзительным взглядом беззвучно рушились разнесенные артиллерией дома. А во главе стола… Колька на миг зажмурился, не в силах поверить тому, что видит. Во главе стола, в огромном кресле с высокой спинкой, восседал гигантский скелет в железной короне!
Скелет не может выглядеть толстым – но этот был именно таким! Просачиваясь сквозь желтые ребра, его распирала изнутри дымящаяся, кровавая плоть. Скулы черепа казались круглыми, а оскаленные безгубые челюсти непрерывно двигались. Скелет жадно склонился над столом. Скрюченные пощелкивающие пальцы костяка погрузились прямо в пылающий на дубовом столе город. А когда он их вытащил – в обеих кулаках были зажаты громадные куски сырого мяса.
– Шлеп-шлеп-шлеп! – темные капли крови стекали по желтым костям и тяжело падали на пол. Утробно ворча, как пес над костью, скелет принялся торопливо выедать мясо из обеих горстей. Икнул, сыто отдулся, принялся жрать снова…
– Чавк-чавк-чавк! – в пустых глазницах яростно пылали жадные огоньки. Скелет с причмокиванием облизал костистые пальцы, азартно пошевелил ими, точно обжора над особо лакомым блюдом – и снова потянулся к столу…