Книга Златоуст и Златоустка - Николай Гайдук

– Ты смотри! – нахваливал Оруженосец. – Перещеголял, перестрелял. Целую корзину яблок наколотил. Как с одного куста нарвал. Вот это класс. Ты даже мне сегодня сморкалочку утёр. Теперь, я думаю, пора учиться мысли и мечты писать на яблоках.

Пристально глядя на него, Граф промолчал, обескураженный.

Тогда, на берегу Житейского моря, в городе Святого Луки, где он впервые услышал эту странную фразу – мысли писать на яблоках – он подумал, что это очередная абракадабра, но ничего подобного. Старик был настроен серьёзно.

– Писать? На яблоках? – Граф посмотрел на корзину, полную бордово-красно-жёлтых плодов. – А как это? А чем писать?

– Ну, только не чернилами! – Глаза старика озоровато сияли.

– А чем? Гвоздём царапать?

– Гвоздём хулиганы пускай на заборах пишут всякую ху… художественность. А ты… Ты должен – мыслями! Мыслями, друг мой! – Старик-Черновик приподнял указательный палец, испачканный химическими чернилами. – Мысли надо писать на яблоке. Мечты свои писать, желания. Причём – только светлые, добрые. Написал на яблоке – и съел. Написал – и съел. Понятно?

Уставившись на яблоко с надкушенным боком, Граф пожал плечами.

– А просто так нельзя, что ли, взять да съесть?

– Просто так, мой друг, мы всю жизнь едим. Жрём, как те свиньи, прости, господи. – Старик покопался в корзине, выбрал крупное яблоко и, прищуриваясь, что-то на нём «написал». Улыбаясь и подмигивая, с аппетитом слопал это яблоко и рукой погладил тощий свой живот. – Вот так-то.

– Как? Я что-то не пойму.

– Мысли твои, мечты и желания, написанные на яблоке, оказавшись внутри тебя, начинают проникать сначала в кровь, потом уже в сердце и в душу. Теперь ты понимаешь? Если будут плохие мысли – яблоко будет червивое или чёрное. А если будут золотые мысли – яблоко будет золотое, сладкое.

Похлопав широко раскрытыми глазами, Граф задумался, пытаясь постигнуть премудрости такого необычного урока.

– Ты сам, что ли, придумал с этими яблоками?

– Зачем? Всё уже придумано до нас. Это древние люди изобрели такой способ – способ поглощения надежды и мечты.

– Интересная придумка, – не сразу и без особого энтузиазма откликнулся Иван. – Надо будет научиться.

– Молодец. Я знал, что тебе понравится эта идея – писать на яблоках. – Давай, дерзай, Оман!

Но дерзать Оману не хотелось. Не верил он в эту идею. Не созрел ещё.

И только в тот день и в тот час, когда они поднялись – почти поднялись! – на Великую вершину мастерства, старик решил вернуться к этой идее: писать на яблоках. Задача тут была простая: если Граф с этой задачей справится – значит, сможет двигаться дальше, выше. Ну, а если нет – извини, подвинься, уступи дорогу тому, кто следом идёт, на пятки тебе наступает.

2

В начале весны они остановились на подступах к Великой вершине мастерства. Здесь была избушка, сто лет назад построенная Стариком-Черновиком. Здесь Граф Оман старательно учился писать мысли на яблоках.

Граф частенько потом вспоминал то весеннее утро, когда он проснулся, потянулся и оделся в чистую «белую манишку и белую штанишку». И вдруг увидел глобус на столе – величиною с голову.

Слуга перехватил хозяйский взгляд и, улыбаясь, проговорил:

– Граф! Ты давно уже хотел, чтобы у тебя перед глазами был весь мир. Вот – пожалуйста. Бери и владей целым миром.

– Когда бы всё так просто, – зевая, пробормотал не совсем проснувшийся Граф.

Огонь в печи пощёлкивал весёлым языком. Охапка дров лежала у печи – истопель, как говорили в старину, истопля. Солнечный заяц растянулся на полу – уши сияли под столом. А на столе – дивно дивное! – красовалась корзина спелых яблок, таких пригожих и аппетитных, будто из райского сада. «За окошком только-только развесеннилось, а тут уже яблок полно. Вот так слуга, молодец!»

Перекинув через плечо полотенце, похожее на лоскут, оторванный от радуги, Граф спустился к берегу. Собрался умыться в реке, которая недавно с грохотом очистилась ото льда, оставляя на берегах изумрудно-голубые крыги, издырявленные солнечными сверлами. Красота окружающих гор, будто в обмороке, опрокинутых в сонную воду; паутинка, серебристой канителью натянутая между кустами; тёмно-синий глаз подснежника, потаённо смотрящий из-под сосны – всё это не могло не обрадовать.

– Доброе утро! – крикнул Граф от переизбытка душевной силы.

– Утро… утро… – откликнулись горы за рекой.

Слушая эхо, он улыбнулся и вдруг вспомнил – уже не первый раз – греческий миф о Нарциссе, в которого без ума, без памяти влюблялись очень многие женщины, и среди них была нимфа по имени Эхо. Из-за огромной своей, безответной любви эта нимфа так сильно высохла, что от неё остался только голос.

«И вот теперь… – вздыхая, Граф мечтательно смотрел куда-то вдаль, – ходит-бродит нимфа по лесам, по лугам. Как это странно, как интересно. Раньше я думал: ну эхо да эхо, чего такого? А старик принёс мне книги с этими нимфами. Тьфу, ну, то бишь, с мифами».

Он вернулся в избушку, выпил кофе со сливками, даже не думая о том, где слуга раздобыл это кофе, сливки эти, похожие на птичье молоко; Граф привыкал к чудесам.

После утреннего кофе он выбрал себе яблоко покрупнее, поаппетитней, только не съел – забылся, увлечённый каким-то своим стихотворным или прозаическим опусом. Поминутно отрываясь от писанины, Граф затуманенным взором смотрел на яблоко, о чём-то думал или мечтал, и опять, «закусив удила», принимался вдохновенно строчить, забывая о том, что он в эти минуты пишет не только на бумаге – и на яблоке тоже.

Это было утром, а поближе к вечеру Граф притомился и вышел из-за стола. Потянулся, похрустывая суставами. Прошёлся по избушке. Взял, попробовал «райское» яблоко и скривился – чуть не выплюнул под ноги.

– Старик! Что за дрянь ты подсунул?

– Где? Какая дрянь?

– Да вот же. Тьфу!

– Что? Горькое? Вот паразиты, подсунули! А я выбирал самые сладкие, самые складные. – Абра-Кадабрыч взял другое яблоко и, отрезав дольку, посмаковал. – О! Попробуй! Чистый мёд! Я ж говорю, выбирал, как цыган кобылу не выбирает.

Граф надкусил красно-жёлтое яблоко – остался доволен.

– Правда, вкусное. Давай ещё одно.

– Зачем одно? Бери, милок, побольше. Я для кого старался?

Взяв ещё одно яблоко, Граф о чём-то глубоко задумался.

И вдруг его словно обожгло – осенило.

«А ну-ка, ну-ка! Дай-ка я попробую теперь уже нарочно…» Засучив рукава, азартно работая над рассказом, Граф поминутно отрывался и внимательно смотрел на яблоко. И снова что-то азартно строчил – и снова отрывался, глядел на яблоко. И так он работал – усидчивый парень – до глубокой ночи. А когда он в полночь откусил от медового яблока – испытал натуральную полынную горечь.