Книга Война роз. Воронья шпора - Конн Иггульден

Взревели трубы, и стрелки на обоих флангах армии Йорка выпустили стрелы – по шесть в минуту, имея ясную цель перед собой, и по десять, таковой цели не имея. Стрелков было всего несколько сотен, однако они выпустили тысячи стрел в белую пелену, из которой донеслись крики и стук ударов по панцирям и щитам.

Тут уже люди Уорика поняли, где находится Эдуард со своим войском – и что находятся они близко. На ряды Йорка из тумана посыпался град стрел, смущая набиравших шаг людей. Железные наконечники отскакивали от панцирей или втыкались в поднятые над головой щиты. Некоторые находили щели и попадали в них, так что рыцари оседали на землю, а кони медленно валились вперед, словно у них подкосились ноги. Однако был взят неверный прицел, и основная часть стрел пролетала над головами йоркистов. На стрелы ответила сотня фламандских пищальников, выстроенных перед Эдуардом, и дружный залп послал в туман сотню свинцовых шариков. Ответом на него стали полные муки вопли, не желавшие утихать.

Оставив при себе в запасе всего по нескольку стрел на брата, лучники Йорка, разразившись неровным криком, отступили назад, посмеиваясь на ходу над стрелками-иноземцами с их единственным залпом. Пропустив стрелков, три больших полка Эдуарда рванулись с места вперед. Каждый старался смотреть только на спину бегущего перед ним – чтобы не упасть и не оказаться под ногами задних шеренг.

Подобная перспектива прежде всего вселяла страх в души бегущих вперед в тумане бойцов. Только бы не споткнуться, не упасть, не расстроить общий строй и не оказаться затоптанным! Сжимая в руках секиры, алебарды, полэксы[37], мечи и топоры, они посматривали себе под ноги. Вперед могли смотреть только несколько первых шеренг, и, увидев перед собой врагов, они испустили протяжный вой, полный жестокой угрозы и сулящий смерть противнику. Их сердца лихорадочно забились, все нормы обыденного человеческого бытия оказались отброшенными. В руках их было железо, и железом грозили они всякому, кто преградит им путь. Железо погубит многих, и они не вернутся домой. Уцелевшие получат основания гордиться собой – те же, кто пал, останутся гнить в земле.

Смертному воплю ответил другой, подобный ему вопль. Истерзанное стрелами, кровоточащее войско Уорика застыло в тумане, взяв оружие на изготовку, приготовившись к встрече.

* * *

Ричард Глостер сидел на боевом коне в третьем ряду правого крыла войска своего брата. Его рота должна была первой, опережая всех остальных, вступить в бой с врагами, с его самыми сильными рыцарями и опытнейшими капитанами. Впереди были только лучники, которые, выпустив свой запас стрел по невидимому врагу, побежали назад, в тыл шеренгам.

Наступал его черед. Крыло Глостера было боевым молотом в руках Эдуарда Йорка… занесенным над врагом, но еще не обрушившимся. Сознание собственной ответственности переполняло Ричарда, в свои восемнадцать лет сидевшего в полном доспехе на коне и взиравшего на мир через узкую щелочку, предоставляемую шлемом. Все вокруг тонуло в похожем на белую жидкость клубящемся тумане – и вот из него появились враги, которые столкнулись с его людьми. Однако Глостер не решился поднять забрало. Одна пущенная стрела, одно брошенное копье – и он падет в первой же своей битве. И поэтому Ричард погнал вперед коня, ощущая каждый удар его покрытой доспехом груди, с которым животное валило пеших на землю или отбрасывало их под удар его меча. Плечо горело, шею стиснула такая боль, что ему уже казалось, что ее жжет огнем, – но он размахивал мечом, крушил, убивал, чувствуя свою силу такой, какой она и должна была быть.

Враги не могли прикоснуться к нему. Враги не могли выбить его из седла. Он сбивал с ног вопящих пехотинцев, наносил им страшные раны… И тут на него выехал рослый рыцарь в полном доспехе, сидевший на таком же крупном коне. Рыцарь замахнулся громадной шипастой дубиной, предназначенной для того, чтобы разбивать шлемы вместе с черепами. Ричард нанес ему колющий удар под оплечье, отчего рука противника сразу бессильно упала вниз, а потом обрушил свой меч на его шею, и тот судорожно дернул руками, прощаясь с жизнью.

Рыцарь свалился с коня, под ноги топающей рати. Глостер ударил своего коня пятками, заставив животное обогнуть только что лишившуюся всадника лошадь. Он не мог поверить тому, какое множество людей собралось на этом поле. Ричард видел перед собой знамена Эксетера и понимал, что Генри Холланд просто так не уступит ему дорогу, однако крыло Глостера продвигалось вперед шаг за шагом, как будто ему никто не мог противостоять. Ричард и сам не мог понять этого, но в конце концов туман впереди рассеялся, и он увидел, что его крыло охватило линию Эксетера – благодаря чистой удаче.

Его люди постепенно огибали боевой порядок Холланда, заходя его полку во фланг и повергая в ужас солдат Уорика, вынужденных обороняться с двух направлений, как если б они попали в засаду. Ситуацию эту подстроил туман, и Ричард с внезапной радостью ударил пятками своего коня. Прокричав боевой клич, он срубил солдата, целившегося своим топором ему в бедро.

– Дави их! Дави! Нажимай! – гаркнул герцог Глостер своим капитанам. – Заходи сбоку! Разворачивайся.

Нет ничего страшнее для бойца, чем ощутить, как отступает, пытаясь сохранить строй, весь его полк. Каждый ошибочный шаг, каждое отступление подтачивали их дух, так что они могли дрогнуть в любой момент – побежать для того лишь, чтобы быть зарубленными во время бегства. Только это удерживало солдат в строю – понимание того, что покорность тому ужасу, который охватывал всех по мере отступления, и желание бежать неминуемо закончатся их смертью. Тем не менее страх завладевал ими, что было понятно по выражению их глаз, по мере того, как их шаг за шагом оттесняли назад.

– Дави! – сверкая зубами, радостно повторяли за Глостером его капитаны. Они понимали, что сумели раздавить крыло Уорика. И если туман разойдется, они сразу узнают, как обстоят дела на остальном поле боя. А до тех пор они были предоставлены самим себе – собственной судьбе, битве, борьбе с яростью, страхом и триумфом.

* * *

Своей жуткой, белой и сырой стеной, сразу же навалившейся на его лицо и горло, туман мгновенно напомнил Эдуарду о Таутоне. Опущенное забрало не давало ему толком вздохнуть, и он поднял его, вдыхая пропитанный запахом железа воздух.

Со спины своего рослого боевого коня король должен был иметь полный обзор развернувшейся битвы, однако туман ослепил и его самого, и он уже мог ощутить зерна паники в своей груди. Эдуард прокричал в обе стороны линии приказ «Наступаем!» – и капитаны с сержантами погнали людей вперед. Судя по давлению правого крыла на его собственный строй, король чувствовал, что крыло его брата Ричарда продвинулось вперед. Когда в тумане возникали какие-то просветы, он видел, что правое крыло продвинулось вперед подобно брошенному копью. Оно давило на центр, подгоняя его вперед.

Тем не менее на левом его крыле лорд Гастингс отступал почти с той же самой скоростью. Эдуард даже заметил там знамена Оксфорда, стоящие над его собственными рядам. И, будучи сердцем баталии, монарх ощущал, как раздирают его эти два движения: направленное на юг на одном фланге и на север – на другом. Надлежало развернуть весь его полк, или же он потеряет связь с флангами и окажется в окружении.