Книга Искушение - Виктор Ремизов

– Да, конечно, мне кажется, там общение серьезнее. Это вообще не зависит от того, где ты живешь…

Вышли через арку к лагуне, недалеко от Сан-Марко[7]. В разные стороны, в полном беспорядке по тугой зыби волн ходили лодки и катера, гондольеры, легко взмывая на волне, толкались длинными веслами, тяжелые трамвайчики-паровички лихо чалились к плавучим остановкам, высаживали людей, брали новых и тут же, утюгом вздымая волну, резво уходили. Недалеко от берега, возвышаясь над крышами, бесшумно двигался белый десятиэтажный круизный монстр, казалось, он сейчас не сманеврирует и снесет или утянет за собой полгорода.

Гостиница была шикарная, в старинном здании. Просторный люкс балконом выходил на лагуну. Штофные красно-золотые обои, старинные столики с изогнутыми ножками, обитые под цвет стен диваны и стулья. Все было настоящее венецианское, мягкое, теплое и роскошное.

– Поедем на Мурано, там есть отличный мишленовский ресторанчик.

– Какой ресторанчик? – не поняла Катя.

– Очень вкусный! – Андрей обнял ее, и они вышли из номера.

На солнце было жарко, они бродили по чудесному игрушечному острову Мурано, заходили в мастерские, смотрели, как работают стеклодувы. Городок был разрезан каналами шириной с обычную дорогу, лодки покачивались, припаркованные, как автомобили. Разноцветное мурановское стекло сверкало и манило к витринам.

Ресторан был полон. Все столы и столики в двух небольших залах и на улице под зонтиками были заняты. Официанты сновали с полными подносами, с шутками и приколами друг к другу. Катя с Андреем ждали, когда освободится столик. Крупный рыжебородый мужчина лет шестидесяти сидел у барной стойки на крутящемся стуле и время от времени давал указания официантам или шутил с клиентами на всех языках мира. Он был брит коротким ежиком, коротко же стриженая густая борода охватывала его круглый подбородок от глаза до глаза.

– Он так похож на Лучано Паваротти, – зашептала Катя, – только рыжий.

– Это хозяин ресторана, – сказал Андрей.

– Рюсски! – небрежно ткнул «паваротти» рукой с толстыми пальцами в Катю и Андрея.

Андрей чуть кивнул, вежливо улыбнувшись.

– Москоу, Путин, тра-та-та! – итальянец пострелял в потолок, лицо при этом было невозмутимо. Непонятно было, нравится ему Путин тратата или наоборот.

Андрей отвернулся к Кате.

– Я тебя помнить! Я все знать! – Хозяин явно хвастался своим русским языком, посматривал вокруг. – Спасиба, пжалста, наздравье!

На этом его запасы русского кончились, и он перешел на неплохой английский.

– Я помню всех, кто лопал тут мою рыбу! В прошлом году сожрали тридцать тонн! И пять тонн устриц! И еще вагон неплохих итальянских макарон… А может быть, два вагона… кто их считал!

Катю и Андрея посадили за столик в соседнем зале. Через некоторое время сам хозяин, весело извиняясь, что пихается, неторопливо пробрался к ним, поставил вазочку с бордовой розой на столик, убрал желтенькие цветочки, что там стояли, и заглянул Кате в глаза. Потом повернулся к Андрею и шепнул заговорщически:

– Хотел на твою девчонку вблизи посмотреть! – Одобрительно качнул головой. – Только что рыбаки привезли осминожков и кальмаров, и рыбу-пескатриче – можно сделать настоящий «Zuppa di pesce». Buon appetito![8]

Он говорил по-английски, Андрей ничего не понял, Катя, краснея, перевела, хозяин еще раз поклонился коротко и с достоинством и пошел на свое место к бару. Шутил по дороге по поводу того, что имея лучший ресторан в Венеции, правильно иметь и самый большой вес. Останавливался у знакомых и разговаривал с ними по-итальянски. При этом он не забывал следить за работой официантов, сам забирал опустошенные тарелки.

Они начали со свежих устриц, потом были теплые осминожки в остром помидорном соусе, нежные мидии в лимонном супе, брускетта, запеченная в раковинах и карпаччо из местных рачков, потом подали большую «Zuppa di pesce». Они не съели и половины, особенно Катя, она вообще не умела есть много, страшно объелись, и Андрей попросил лимонный сорбет, кофе и по рюмке «Фернет Бранка» для пищеваренья.

– Я больше не могу! Все было очень вкусно, спасибо! – Катя сделала страшные глаза.

– Я тебя очень прошу, не благодари за то, что мы едим вместе. Я что, должен благодарить тебя, что ты сейчас рядом со мной?

– Но когда ты у меня дома чай пил, ты говорил спасибо!

– Это просто формула вежливости. Ты же не говоришь отцу спасибо, если вы с ним пообедали в ресторане?

Катя задумалась.

– Ну, хорошо, я больше не буду. Я, правда, и отцу говорю, и в ресторане мы с ним никогда не обедали… – она весело сморщилась. – Не обращай на меня внимания, Андрей, я уже ничего не понимаю в моей жизни. Ты так все поменял! Я когда думаю о нас, мне очень странно, очень непонятно делается. Не знаю, почему… – Она помолчала. – Вот в детстве, когда чего-то страшно, то просто не надо туда идти и все. А сейчас – мне непонятно, а я иду!

– Кать, а ты не можешь не копать себя все время? Что у тебя за голова?! – Андрей великодушно сморщился и потрепал Катю за плечо.

– Я стараюсь! Правда! Я, наверное, привыкну, только не знаю, к чему я должна привыкнуть?

Андрей устало помотал головой и позвал официанта. Когда они выходили мимо хозяина, тот встал, протянул Андрею свою большую загорелую пятерню и нежно пожал Катину ладошку.

– Ci vediamo[9] – улыбнулся, кланяясь.

Обратно плыли на вапоретто.

– Так! У нас большая программа: здесь тьма музеев, много церквей, которые расписывали знаменитые художники, есть оперный театр «Фениче», мы как-то ходили… – Андрей хотел сказать со Светланой, но удержался.

– А ты часто бывал в Венеции?

Их взгляды встретились. Они думали об одном.

– Да, это наш со Светланой любимый город… Зимой здесь мало туристов… – Он нахмурился. – Слушай, давай как-нибудь вечером поговорим обо всем. Ладно? Поговорим прямо, окей? И перестанем вспоминать об этом каждые десять минут! Есть же, в конце концов, мозги!

– Да, хорошо, – виновато согласилась Катя.

– Так, музеи, театры… О! Рядом с Сан-Марко есть отличный магазин «Church’s». Мне нужны ботинки, можно и тебе посмотреть – это хорошая обувь!

Катя пристально, как будто застыв, на него смотрела, но вдруг встряхнулась внутренне и улыбнулась, смелея.

– Хорошо!

Пароходик, гася скорость, громко взревел, ударился о резиновые амортизаторы причала. Они вышли.