Книга ПИРАТЫ ЧЕРНОГО МОРЯ. Залив сокровищ - Владлен Авинда

Капитан Бесстрашия – Юрий Лишаёв, зачарованной открывшейся праздничной картиной античности, поднял в руках весло, с восхищённым криком:

– Хварно! – тоже приветствовал царя. И тут же почувствовал какую-то грозовую напряженность, повисшую над цитаделью. И Юрий Лишаев понял, что его каяк появился перед Пантикапеем в то роковые утро, когда восставшие воины во главе с сыном царя Фарнаком смели Митридата с престола. Не желая попасть в плен и быть оплеванным своими предавшими поданными, а потом римлянами, он уговорил телохранителя Битойта выставить боевое копьё, пал грудью на острие и принял мученическую смерть. Юрий Лишаёв вспомнил свой фантастический сон и пророческие слова-завещания Митридата, обращённые к нему.

– Царь Митридат Понтийский! – обратился Фантик к античному прадеду. – Ваша героическая смерть вошла в мировую историю, вашим именем названа гора Митридат, где стояла крепость Пантикапея! Вы – герой Боспорского царства!

– Благодарю тебя, потомок, за благодатную весть! – тихо промолвил царь окровавленными губами и глаза его остекленели от страшного поцелуя Смерти, пронзившую острым копьём его грудь.

– Я выполняю ваш наказ и прославляю ваша имя в плавание на ладье вокруг Боспорского государства, с посещением античных городов! – будто стал оправдываться наш мореплаватель, увидев губительную трагедию Митридата.

– Плыви, потомок, освяти берега Боспора своим мужеством и геройством, пусть все знают, что дух и сила Митридата живёт в его смелых потомках!

– Хварно! – опять приветствовал Фантик наказ царя древним греческим кликом, его молодое сердце слилось в скорби, в горячей боли о пролетевшей истории, где он ничего не мог поправить или помочь Митридату.

– Люби печаль и радость, ведь это осязаемые и духовные поэмы жизни! – не умолкал глас умирающего царя Митридата, уже превратившегося в историю и ставшего легендой Боспорского государства.

– Я постараюсь ярко очертить ваш образ, напоминая современникам о славном прошлом нашей родной и любимой земли!

– Спасибо, отважный мореплаватель, что сделаешь мой вечный сон, сияющий правдивыми воспоминаниями об ушедшем грозном времени и обо мне.

Капитан Бесстрашия причалил к берегу. Керчь встретила и приветствовала его статуями грифонов, стоящих у лестницы на гору Митридат. Грифон – это образ Птицы Силы, сказочное существо, вошедшее в античную мифологию с островов Индийского океана. Грифон сочетает в себе тело льва, а голову и крылья птичьи. Грифон стал в греческой мифологии служителем богини Немезиды, а в славянской – защитным божеством. Воплотился грифон и в христианстве в символе Иисуса Христа, как слияние божественной и человеческой природы, как охранник храмов.

В правой лапе грифона покоится золотой ключ, ещё далёкие греческие учёные-мистики предполагали, что в Пантикапее находится вход в другой мир, куда может ступить только достойный. Грифоны бдительно стоят на страже, отгоняя от таинственного входа недобрых людей, вручая ключ лишь благим и благородным.

А керчане в сквере у подножия горы установили памятник могущественном царю Митридату У1 Евпатору.

* * *

Навстречу, будто от бушующего бунта в Пантикапее, пошла широкая зыбь. Волны волновались и змеились, отворачивая нос ладьи от городской пристани, где как на центральной агоре толпился взбудораженный народ Боспора, то здесь толкались другу от друга десятки малых и больших судов – военных и торговых, рыбачьих и разукрашенные корабли высшего сословия и царского флота.

Тяжёлые и крутые волны, точно налитые голодом, горечью, несчастиями простого народа и злобой, завистью, коварными замыслами богачей ходили зыбкими ударами, мощно поднимая и упруго вознося ладью по гребням бегущих водных гор.

Мореход не стал сопротивляться и повернул свой узкий и острый каяк в пенный след катящей хляби. Уходящие к проливу валы приняли в возмущённый ряд хлипкоё судёнышко с пышным именем царя Митридата, сейчас уже низложенного и растерзанного восставшими войсками во главе с изменившим отцу сыном Фарнаком.

Блеск воды и волн, как воинские щиты несметной армии, колебались перед глазами капитана, плывущего в мертвом молчание пролетевших веков. И будто оттуда, из далёкой античности, упал ему на грудь живой муравей, принесённый ветром с возникшего по пути древнего сарматского рифа или Карантинного мыса. И вспомнил капитан прочитанные страницы истории о Боспорском знаменитом городе Мирмекий ( «муравей, муравейник», или «риф, подводная скала»). А прославился Мирмекий не своими богатыми склепами с мраморными саркофагами и мощёными двориками, где стояли дома состоятельных греков, выходцев из Милета, а совсем рядом находились примитивные землянки варваров местных племён. Прославился город тем, ведь в нём родился скиф Ахиллес. Это он стал потом героем Троянской войны. За буйство жестокого характера, за высокомерие и презрение к горожанам, они изгнали строптивого из Мирмекия. Наш земляк очутился в Фессалие на севере Греции. Ахиллес совершил под Троей множество подвигов, но через десять лет войны его поразила стрела Париса, попав в единственное уязвимое место на теле Ахиллеса – в пятку. Греческие легенды воспевают своего героя, хотя по внешности и вспыльчивому характеру, он был похож на скифа, светловолос, голубоглаз, смел, яростен в безудержной отваге. Олимпийские боги, даже после смерти Ахиллеса, оставили дух героя на Понте на острове Змеином, а длинную песчаную Тендровскую косу называли тогда Ахиллесовым ипподромом. Для троянского героя греки строили храмы и приносили множество пожертвований.

Капитан Бесстрашия будто почувствовал в себе родственность духа с Ахиллом, теперь они оба кровно связаны с Боспором. И точно в ушах капитана вдруг прозвенел, как натянутый нерв, боевой клич Ахиллеса – Мирмендонцы ( а точно и правильно – Мирмекийцы) – за мной! И в страшном испуге от мощного клика, точно львиного рыка, рассыпались и бежали троянские воины. И с гордостью прочёл капитан гомеровские строки из поэмы «Илиада»:

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,Грозный, который ахеянам тысячи бедствий содеял:Многие души могучие славных героев низринулВ мрачный Аид…

Сейчас в двух мирах присутствовал своей жизнью капитан Бесстрашия – в античном далёком и совремённой действительности. Он греб размеренно и упорно, каяк послушно скользил над морем, плескавшимся у тех берегов, как и много веков назад. Лишь время другое, но такое же, летящее над миром, в солнечном пламени и страстей человеческих. Руки капитана будто держали ни гребное весло, а Грусть людскую за ушедшей историей.

Окунул весло вправо – и открылись огни современности, гребнул лопастью влево, и потекли изящные архитектурные строения античности.

Внезапно предательский туман, как подлый заговор, вдруг окутал пролив, упал вязкой непроницаемостью и неприветливостью, как выдох ослеплённых и одураченных боспорян, отрядов воинов-гоплитов и рабских окровавленных и обездоленных ртов восставших на площади у акрополя Пантикапея.

– Куда повернуть корабль? – вслух спросил растерянный Фантик.