Книга Танец и слово. История любви Айседоры Дункан и Сергея Есенина - Татьяна Трубникова

Проходя мимо ресторана, свистнул: да он обширнее Большого театра! На теплоходе было несколько библиотек, кинотеатров, бассейнов, баров, игровых, бильярдных, танцевальных залов – всего не перечесть! Отдельно держали живую скотину – чтобы богатые пассажиры всегда могли наслаждаться свежей говядиной. В оранжереях выращивали овощи и цветы. Были свой банк, почта и даже самолет – для уставших путешествовать в такой роскоши и желающих быстрее попасть на материк. А главное – Сергей прямо-таки обалдел от масштабов этого чудо-города-корабля. Он вспомнил своё село, любимый, сгоревший теперь дом, амбары, овины, сараи, тощую лошадёнку у воды… Расчувствовался. Оттого, что любил он вот именно это – избу, родной косогор, обожаемую рыжую морду коровы, старые кресты могил, луну в Оке, которую пьют лошади. Вспомнил, что у каждого поздней зимой в доме, в закутке, возле сеней, – свинья с поросятами либо телок. Чтобы не замёрзли они, чтобы выжила скотина. А из одёжи – тулуп, валенки да старая шапка, как та, что он за дедом донашивал, из старого их любимого кота. Там он должен быть, там его место!.. Он сидел – безупречно одетый, красивый, более чем когда-либо похожий на аристократа высоких кровей, и плакал. Подошёл к огромному зеркалу, увидел себя, растёр по лицу слёзы. Увидел… Да! Да… Его место – здесь теперь. А ещё он чувствовал страшное мучение, будто из него душу вынули – так больно стало за его нищую, убогую Русь. За то, что любил он её такую, пусть и отсталую, с раздольем полей, лентой солнечной дороги, с запахом хлеба из печи, с травами, упавшими от косы под ноги. Душу-то вынули, а заменить её нечем. Разве мечтой о такой роскоши для своей Руси её заменишь?! Здесь, глядя на себя в зеркало, понял: детство кончилось. Стало страшно. Размазал мокрыми пальцами злое зеркальное стекло. А вдруг иссякнет в нём поэт? Потеряет он душу свою в этом треклятом турне, точно потеряет! Ах, Исида, жар-птица, плясунья заморская. Искал в ней счастья, а нечаянно гибель нашёл. Как в «Слове о полку Игореве». Рок в ней, рок. Закрыл Сергей глаза, стал напевать знакомые, волшебные строчки «Слова…». Чуть отпустило.

Как лайнер тронулся – не почувствовал даже: никакой качки.

Исида была необычайно счастлива. Главное – её darling так смеялся, когда увидел «Париж»! Не верил своим глазам. Ради этого можно было идти на любой риск. Разве были у неё деньги на такой шик?! Ни в коем случае. Но её изворотливый ум да настырность, доставшиеся ей от ирландских предков, подсказали выход: её продюсер в США оплатит все расходы в счёт её будущих выступлений. Кредит! Под её громкое имя. Сработало ведь. А ещё она ехала на родину. В который раз уже она возвращается туда победительницей! Европа легла у её ног. Россия… Нет, Россия – страна-сфинкс, непонятная, многоликая, пугающая – пожалуй, нельзя сказать, что она у ног Исиды. Россия просто проникла в её сердце и осталась в нём навсегда. Россия забрала Исиду себе – она стала её частью, она теперь навсегда русская, и она счастлива от этого. Её миссия – рассказать соотечественникам о том, насколько близки по духу Россия и Америка. Свобода – вот заветное слово, соединяющее две крупнейшие страны мира, два континента, две глыбы, вместе способные изменить всё. Так, возлежа на кровати, как римская матрона, Исида сочиняла вдохновительную речь, первое, что она скажет репортёрам в Нью-Йорке. Неправда, что танцовщица не может быть оратором – Исида опровергла и это заблуждение. Да, более всего говорит её тело, но это выступление задаст тон всему турне, покажет, что она и её darling – посланцы мира. Та нить, что уже связала их, станет нитью дружбы между двумя народами. Серьёжа говорит, что он будет первым русским Страны Советов, ступившим на землю Америки. Исида горячо поддержала: она тоже русская! Они первые!

Исида радостно смеялась: Серьёжа бегал вдоль иллюминаторов, выглядывал и недоумённо спрашивал: где же Статуя свободы? Он непременно хотел ей поклониться. Увидел её с палубы. Кинул руку вдоль тела, до земли, поклонился по-деревенски, в пояс. Исида хлопала в ладоши.

Вид зданий, упирающихся в небо, подобных гигантскому железному лесу, поразил его. Фабричные трубы коптили небо, отливавшее свинцом и фиолетовой грозой. Весь пейзаж был столь чудовищно фантастичен и непривычен глазу, что Сергей на минуту замер. А потом сразу расхохотался. Ну и ну! Что за глупые вирши накатал Маяковский! Ему и не снилось такое…

Их багаж из двадцати чемоданов уже был готов для отправки вниз, Исида наводила последние штрихи к своему образу. Сергей посматривал на неё неодобрительно – штукатурка от лица вот-вот отвалится. Если она не прекратит пудриться, то будет выглядеть на шестьдесят. Схватил её пуховку, щедро макнул в баночку и обмахнул свои волосы. Исида покачала головой: в Америке его не поймут. Он выглядит, как юный маркиз эпохи какого-нибудь Луи… Серьёжа прелестен, так и хочется его расцеловать. Ну вот, он не хочет её поцелуев… Так и светится. Весь радостно-возбуждённый, манящий, гибкий и внутренне сосредоточенный. Как же она любит его мягкие, гармоничные движения! Потрясающее чувство ритма. Уж в чём в чём, а в этом он ей пара. Он хочет завоевать Америку. Но американцы грубые, они его не поймут. Напудренные волосы – тоже. Что ж, он гений, ему всё можно. Придётся им смириться. Darling…

Исида раздумывала над костюмом: в каком явиться взорам репортёров? Понятно, что газеты чёрно-белые, но её наряд будет описан до мельчайших подробностей и во всех красках. Она должна показать, что Россия – теперь её часть, поэтому выбрала яркую гамму: красные сафьяновые сапожки «а-ля-рюс», белую шляпку, хорошо оттеняющую её лицо, белое пушистое боа и муфту в сочетании с кирпичного цвета платьем в синюю полоску.

Репортёры ворвались толпой. Их растолкал её импресарио, Сол Юрок. Он был один-одинёшенек. Импресарио принёс ей розы, единственный букет! Исида ожидала, что их торжественно встретит целый комитет соотечественников. Каждая страна во всем мире считает за великую честь её присутствие, но только не Америка, только не её родина! Юрок был взволнован, он хотел её предупредить, но не успел. Иммиграционный инспектор с начальственным и нагловатым видом, едва поклонившись, объявил, что они не имеют права ступить на землю Америки. Они будут препровождены на остров Эллис до дальнейшего рассмотрения возможности посещения страны. Все их личные вещи будут досмотрены. Репортёры ахнули и сразу забыли все приготовленные вопросы. Исида стояла гордо – какая уж тут заготовленная речь! Да кто он такой, этот чинуша! Сказала:

– Это моя родина. Я гражданка Америки.

– Нет, – покачал головой инспектор. – Вы жена русского. С момента вступления в брак вы лишились американского гражданства.

Сергей стоял, наклонив голову. Хитрец Ветлугин, пройдоха и мнимый литератор, которого они захватили в Париже в качестве переводчика, пробубнил ему смысл сказанного инспектором. Румянец на щеках Сергея сменился бледностью.

В эту напряженную минуту в дверь их каюты въехала огромная кинокамера. Устройство это Исида ненавидела, никогда не разрешала себя снимать. Особенно в танце. Что ж, она должна выглядеть превосходно, чтобы не показать и намёком, какому отвратительному унижению её подвергли. К счастью, съемка оказалась невозможной – в помещении было слишком мало света. На палубе? Отлично, идём на палубу!