Книга Клинки Керитона. Дорога на Эрфилар - Андрей Голышков

С треском отлетела в сторону сорванная с петель дверь.

«Семеро, — сосчитал он вошедших. — Терпимо. Лишь бы старушке удаче не надоело возиться с сумасшедшим иллиондцем!»

Он, конечно, мог применить магию, но это только в древних легендах о могущественных экриал (когда очарованный рассказом слушатель не обращает никакого внимания на мелочи) магию применяют все и вся, не обременяя себя заботой об окружающих: главное для них — добиться поставленной цели и уберечь мир от зла. Герой такой саги непременно побеждает злодея, при этом не чураясь снести городок-другой и походя похоронить тысячу, а то и две, ни в чем не повинных «людишек», тех самых, которых и призван был защищать. При этом он не думает ни о милой подавальщице, принесшей ему сегодня завтрак, ни о торговке творогом, с которой разговорился, спросив дорогу к храму, ни о мальчишках, что копошились в придорожной грязи… Помимо всего прочего, существовало (как же иначе) и очень простое, прагматическое объяснение — городское табу на магию: любая, самая простенькая волшба оставит после себя четкий уиновый след, по которому найти сотворившего её не составит труда даже весьма посредственному магу, не говоря уже о Кьегро Тавуа и местных жрецах сулойам, как зеницу ока оберегавших чистоту реммиарского эфира. Короче, если Левиор не желал быть пойманным в течение ближайших суток, (а он не желал!) колдовать ему можно было где угодно, но только не в столице Хаггоррата.

Его клинок вспыхнул, отражая проникающие в комнату лучи полуденного Лайса, и очертил границу круга, прорваться в который не мог никто из кнуров. По сомкнутым рядам Светлых прошло шевеление, полукруг раздался — никто не решился напасть первым.

Левиор понял всё.

Надо было спешить. Кьегро Тавуа был не из тех, кто лжет сам себе, экзекутор прекрасно осознавал что делает: рассчитывать на то, что Левиора задержат эти семеро, ему не приходится. Как бы они ни дрались, им не совладать с любимчиком Венсора ра'Хона (пусть теперь уже и бывшим), и потому задача их была проста — задержать взбунтовавшегося кнура до тех пор, пока не подоспеют главные силы.

Не дожидаясь атаки, которой могло и не последовать, Левиор сам кинулся на противника. Что и как делать, он не думал — руки все сделали сами: клинок засвистел, одну за другой вычерчивая в воздухе замысловатые фигуры, и уже через минуту, может, две, но никак не больше, на скользком от крови полу лежало пять трупов. Одного кнура Левиор держал, схватив рукой за горло, ещё один истекал кровью, проткнутый насквозь и пришпиленный его мечом к дверному косяку.

Левиор огляделся.

«Да, — с грустью подумал он. — Такого даже я не ожидал. Кьегро меня явно недооценивает».

— Передай Венсору ра'Хону мои извинения, — выдохнул он, рывком освобождая меч. Захлёбываясь черной кровью, несчастный сполз по стенке на пол. — Я не хотел его обидеть — так вышло. — Совершенно искренне сказал Левиор, разжимая пальцы. Оставленный в живых кнур, уже не молодой худощавый заро, повалился перед ним на колени. Левиор вздохнул и вытер кровь с клинка о ткань на его плече. — Передашь?

Кнур закивал.

— Хорошо. — Завершив своеобразную акколаду, Левиор перешагнул через скрюченный труп у двери и под крики «Прими нашу жертву, Ихольар! Прими! Прими!», доносившиеся из раскрытого окна, вышел в пока ещё пустой коридор.

Глава 20. Мост

Предгорный лес встретил Чарэса и Загиморку (так назвал себя проводник) запахами грибов и подопрелого опада. Несмотря на то, что еле заметная тропка петляла меж выворотнями и торчавшими повсюду корнями, двигались они споро. Прошёл час, за ним другой. Растительность вокруг постепенно делалась всё более редкой.

«Это ничего, — думал Чарэс, легко перескакивая через поваленный сосновый ствол, — главное — до захода Лайса успеть».

Что ни говори, а времени было мало. Путешествие на север по тракту он посчитал неоправданно медленным, оно заняло бы около шести дней, которых у него попросту не было, Загиморка же уверял, что к полудню следующего дня выведет его к подвесному мосту через ущелье, а от того до Дохту рукой подать.

— Два дня на всё про всё, хошь не хошь, а вынь да положь, — пробубнил он, набивая рот гороховой кашей с поджарками, добавляя при этом: — Уж не взыщите, градд, быстрее никак.

«Быстрее и не надо, — размышлял Ляма, — но без приключений нам, вероятно, не обойтись».

Мало того, что местные жители поговаривали о злобных карликах корредах, якобы живших в горах, так ещё стращали каким-то доморощенным чудищем — цоррбом. Загиморка же с пеной у рта утверждал, что тварь способна колдовать, в доказательства чего приводил примеры из жизни и рассказывал истории одна страшнее другой. Чарэс, как ни старался, за первый день путь магии не почувствовал, а уж он то умел определять места сосредоточения Уино.

«Силы нет совсем, — убедился Чарэс, — ни на волосок. Этот Загиморка, верно, голову мне морочит. — Он был склонен соотносить словесные потуги мужичка к попыткам набить цену и повысить собственную значимость в его глазах. — Ничего страшного, главное, чтоб к Дохту вовремя вывел. Корредов мне бояться не пристало, злобные карлики только и способны, что петь, плясать, скакать, как оголтелые, да овец красть. А такой твари, как цоррб, я знать не знаю и знать не хочу — вот и весь разговор».

Таким образом, разложив всё по полочкам, Чарэс успокоился. Мужичок-проводничок же заметно нервничал: ёжился, явно не от холода, и бормотал под нос защитные приговорки, то и дело широко осеняя себя великим тревершием.

Успокаивался он лишь ненадолго да и то после того, как уговаривал Чарэса глотнуть из кожаного меха, и сам жадно прикладываясь к шкурке, полной чудодейственной жидкости.

— От цоррба две защиты: зуб хошера, — он ткнул себя пальцем в грудь, где, по всей видимости, и находился амулет, — да травяной отвар Пречистых, — он потряс мехом. — Цоррб, Хорбутово семя, сам порою не знает, чего хочет. В позапрошлом году пятерых горемык нашли недалеко от Дохту, на погорелье, без рук, без ног, кишки наружу. А прошлой осенью он ещё двоих приголубил, там же. Говорят, слишком далеко они в евойные владения зашли, вот он до дому их и проводил, сердобольный, мать его. Вдругорядь, в аккурат на Вторых Богов Колокольную. Жарища, как сейчас помню, была невыносимая, — Загиморка сдвинул островерхую шапку на затылок, поскрёб прыщавый лоб ногтями, — цоррб девчушку спас, дохтинского сырника дочку. Так та сказывала, что битюг краснорукий и не злыдень вовсе, а добряк, каких поискать. Он, дескать, её мясом от пуза кормил, да домой, кхе-кхе, два дня в нагрудной сумке нёс.

«Язык у тебя без костей, а не у цоррба сума на груди».

— Девчушка, кстати, — мало обращая внимание на ироническую улыбку и насмешливый взгляд Чарэса, тянул своё Загиморка, — после того случая тоже в чудачках числится: погоду предсказывает, жилы рудоносные сквозь каменную толщу видит, раны касанием лечит, что твои цейлеры; говорят, даже за пшеничные перекруты не боится заходить и распутать, если чего, могёт. Вот оно как, градд, случается.