Книга Царь и царица - Владимир Хрусталев

Факты, доложенные Мандрыкой, а в особенности искренность его тона (доклад его закончился случившимся с ним почти истерическим припадком), очевидно, произвели глубокое впечатление на царскую чету.

Но не дремало тем временем и распутинское окружение. Была выписана из Саратова упомянутая настоятельница Балашевского монастыря, причем добились ее приема Государыней. Цель преследовалась определенная – разрушить веру в доклад Мандрыки путем очернения его самого устами его близкой родственницы. Одновременно Государь со своей стороны вызвал ездившего в Царицын от Синода епископа Парфения, который всецело подтвердил данные, сообщенные Мандрыкой.

В результате Распутину было приказано немедленно выехать из Петербурга, и казалось, что наконец удалось раз навсегда удалить от двора этого вредоносного человека.

Так смотрел на это и Столыпин, тщетно до тех пор стремившийся добиться высылки Распутина.

Оказалось, однако, что удаление одного Распутина недостаточно, так как на месте оставалось все его окружение, а в особенности А.А. Вырубова, которая принялась понемногу восстанавливать веру Александры Федоровны в боговдохновенность Распутина и вселять в нее убеждение в лживость доклада Мандрыки. При этом Вырубова продолжала поддерживать письменные сношения с уехавшим из Петербурга Распутиным. Когда почва у царицы была достаточно подготовлена, дано было знать об этом Распутину, который и решил употребить крайнее средство для возвращения своего ко двору. Сумел он при этом так поставить вопрос, что о нем лично как будто и речи не было. Он обратился к Государыне, в телеграмме на ее имя, с мольбой о прощении Илиодора и оставлении его в Царицыне, говоря, что в противном случае наследнику грозит великая опасность. Перед этой угрозой царь и царица не устояли. Постановление Синода о перемещении Илиодора из Царицына в другую епархию было Государем самолично отменено, а Распутин вновь вернулся ко двору, сильнее чем когда-либо[28].

Инцидент этот доказывает, что сила Распутина, или, вернее, невозможность раскрыть Государыне истинную его сущность, зависела от той всесильной поддержки, которой он пользовался у лиц, принадлежавших к ближайшему окружению царицы, в особенности у Вырубовой, сумевшей завладеть безграничным доверием Александры Федоровны.

Не подлежит сомнению, что если бы та среда, из которой черпались высшие должностные лица, не выделила такого множества людей, готовых ради карьеры на любую подлость, вплоть до искательства у пьяного безграмотного мужичонки покровительства, Распутин никогда бы не приобрел того значения, которого, увы, он достиг. Если бы эти люди действительно, были под гипнозом Распутина, если бы они сами верили в его сверхъестественные способности, то можно было бы удивляться их наивности, но порицать их было бы не за что, но дело в том, что все ставленники Распутина прекрасно знали ему настоящую цену.

Но вот тщета людских чаяний и расчетов: почти все эти лица поплатились жизнью за свое мимолетное возвышение!

Впоследствии говорили, что вред, проистекающий от приближения Распутина к царской семье, произошел не от самого этого приближения, а от того, что его разблаговестили и расшумели лица, стремившиеся с Распутиным бороться. Согласно этому мнению, главными виновниками того страшного урона, который Распутин нанес царскому ореолу, были те члены Государственной Думы и других крупных общественных организаций, которые публично с трибуны разоблачали роль Распутина и рисовали истинную его сущность.

Относительно преувеличения влияния Распутина ныне, после опубликования писем императрицы к Государю, говорить не приходится, но нельзя согласиться и с тем, что главный вред произошел от разоблачения той роли, которую играл при дворе этот зловещий, роковой человек. Нет, вред, им приносимый, был и непосредственный. Ведь ему Россия обязана тем, что правящий синклит в последний, распутинский, период царствования становился все непригляднее и вызывал к себе, благодаря своей близости к этому человеку, и отвращение и возмущение; ему Россия обязана и тем, что осенью 1915 г. Государь изменил принятое им решение и, вместо призыва к власти лиц, пользующихся доверием общественности, уволил от должностей всех министров для общественности приемлемых.

Для всех и каждого было совершенно очевидно, что продолжение избранного Государыней и навязанного ею Государю способа управления неизбежно вело к революции и к крушению существующего строя. Только такие слепые и глухие ко всему совершавшемуся люди, как столпы крайних правых, вроде Струкова{282}, Римского-Корсакова{283} и др., могли думать, что замалчиванием можно спасти положение, но люди, глубже вникавшие в события, ясно видели, что без очищения верхов, без внушения общественности доверия к верховной власти и ее ставленникам спасти страну от гибели нельзя. Да и замалчивать можно лишь то, что еще не получило широкой огласки, что скрыто от лиц, ищущих повода скомпрометировать престиж царской власти. Но ведь про Распутина говорила вся Россия, причем вся Россия знала про то ненормальное положение, которое занял на ступенях трона полуграмотный, развратный, пьяный мужик. Само собой разумеется, что стоустая молва преувеличивала при этом близость Распутина к царице и «к былям небылиц без счета прилагала». Революционные силы, конечно, также пользовались распутиниадой для того, чтобы развенчать ореол царского имени в народной массе.