Книга Обреченный царевич - Михаил Попов

– Отвечай, кто ты? – прошептали губы Аменемхета, и эхо пророкотало под сводами.

Яхмос, скрипя от ярости зубами, положил беспамятное тело брата, чтобы можно было повернуться к говорящему лицом. Дыхание у него перехватывало, но он уже преодолевал себя, у него уже складывались в голове слова, и в тот момент, когда они уже готовы были вырваться изо рта, Аменемхет-Амон сказал:

– Я знаю, кто ты. Ты фараон Камос.

Все, стоящие на коленях, лежащие на полу, какое-то время осознавали смысл сказанного. Вслед за этим по всему двору, от человека к человеку, пронеслась как бы волна радостных искр, все сразу заговорили, заулыбались. Произошло то, о чем мечтали втайне все, и все были осчастливлены известием, что это возможно.

Единственный, кто в этот миг не мог присоединиться к радости, объединившей весь народ, – сам избранник.

48

Шахкей лучше, чем кто-либо, был осведомлен о предубеждениях и поверьях своих воинов и на осмотр кораблей отправился только после того, как ему стало ясно, что другого пути отступления из Фив попросту нет. Египтяне все же обманули его. Один притворялся неизлечимо больным, двое других притворялись, что заклятые враги друг другу, а в результате обведенным вокруг пальца оказался он, зубы съевший на разжевывании здешних заговоров. Да, он всегда что-то чуял, но и всегда опаздывал. Упустил время, когда его могла спасти стремительная атака против лагерей Яхмоса, теперь его могло спасти только еще более стремительное бегство. Сегодняшний день показал ему, что дело зашло слишком далеко и открытое столкновение с незаметно подросшими силами Яхмоса – это чистое самоубийство. Дважды он уклонялся от него, придется уклониться и в третий раз. Только теперь он опередит мальчишку, который завтра наверняка явится к стенам цитадели со всеми своими полками и начнет требовать или боя, или сдачи. Шахкей исчезнет из Фив сегодня ночью, и тем способом, который самоуверенный египтянин и вообразить не в состоянии – бросив на берегу лошадей. По воде.

Начальник гарнизона был уверен, что план удастся, что Яхмос будет одурачен, и больной брат его, и обманщик Аменемхет тоже, но уверенность эта не рождала в его сердце радости.

Флот Шахкея состоял из четырнадцати судов. Два корабля были из разряда крупных, на которых можно перевезти и двор провинциального правителя, и каменные блоки для небольшой гробницы. Имелось еще пять ладей поменьше, в них, помимо корабельщиков, могло уместиться не более двух десятков человек, с оружием и трехдневным запасом еды. Все остальное это были не корабли, а суденышки, скорее предназначенные для плавания поперек реки, а не вдоль. Но это ничего, спасающему свою жизнь и они покажутся вровень с ладьей Амона.

По расчетам, места должно было хватить для всех, кроме той полусотни, что останется на стенах, дабы как можно дольше обманывать завтрашнего Яхмоса. Захкей уже согласился возглавить этих героев и сообщил, что от желающих умереть по-человечески, на копытах, нет отбоя.

Единственное, чего не было, это кормщиков. Плавание по ночной, хотя и немного разлившейся реке – дело, требующее навыка. Можно встретить утро на мели, и тогда даже сдача в плен покажется хорошим выходом. Как быть, подсказал опять-таки Захкей – надо тихо отправить под покровом приближающейся ночи десяток переодетых воинов в портовые пивные, там кормщиков больше, чем воды в Ниле.

Сам начальник гарнизона в ожидании того момента, когда наступит темнота и можно будет запустить в нее охотников за корабельщиками, отправился на конюшню, захватив с собою большую, хорошо посоленную лепешку. Там он обнял за шею своего верного гривастого друга, потыкался ему лбом в чуткое ухо, потом долго скармливал лепешку, отламывая от нее куски. Куски становились все меньше и меньше, старый солдат растягивал сцену прощания, сердце у него болело сильнее, чем любая из многочисленных ран на теле. Коня придется оставить здесь, только таким образом можно было принудить и всех остальных расстаться со своими боевыми товарищами.

Когда Бодо подбирал с ладони виноватого хозяина последние соленые крошки, прибежал воин, посланный начальником работ на пристани. Оказывается, к берегу пристала лодка со странным человеком. Он желает видеть начальника гарнизона, говорит, что у него есть ценное сообщение.

– Приведите.

Шахкей не сразу узнал его, хотя и видел всякий раз при посещении верховного жреца Аменемхета.

– Ты?!

Обряженный уличным брадобреем человек сбросил с плеча накидку, и обнажилась культя левой руки. Правой рукой он погладил свой голый подбородок, как бы объясняя начальнику гарнизона еще одну причину того, что его трудно узнать.

– Что тебе надо? – неприязненно спросил Шахкей. Он отлично помнил, что колдун был при том роковом разговоре с Аменемхетом, и значит, свою часть вины за то, что произошло в дальнейшем, несет.

Хека, ничуть не смутившись тем, что ему ничуть не рады, быстро забормотал, что явился как друг и единственное, о чем он сейчас думает, – как помочь доблестному царскому слуге и его отряду выбраться из сложившейся ситуации.

– И что ты придумал? – спросил Шахкей и тут же пожалел о том, что тратит время, которое мог бы отдать своему флоту или коню.

– Извини меня, доблестный Шахкей, за то, что я посмею произнести эти слова, но, поверь, у тебя есть только один выход – бежать.

Доблестный Шахкей лишь хмыкнул: что еще можно было сказать в ответ на такую заботу?

– И бежать тебе следует не в седле, – Хека сделал паузу, и лицо его стало хитрее, чем обычно, – а в лодке.

Тут начальник гарнизона даже усмехаться не стал. Тяжело вздохнул и снова ткнулся лбом в ухо коню.

– Ты заботишься о моем спасении?

– Да, и объясню почему! Потому что сам надеюсь спастись вместе с тобой.

– От кого же ты спасаешься?

– От всех. Меня хотят убить все.

Шахкей выглянул из-за лошадиной головы, как бы заново разглядывая этого урода. Маленький, чуть приплясывающий от страха и нетерпения на месте, угодливо, но и хитро улыбающийся. Простые люди, воины племени шаззу, не терпят таких. Душат одной рукою. А потом брезгливо вытирают руку о песок. Но он не может этого сделать, хотя и хочет. Он не простой воин, он должен заботиться о своих людях и поэтому должен дослушать ложь, струящуюся из этого рта, до конца.

– Меня хочет убить Аменемхет, он считает, что я предался Яхмосу. Меня хочет убить Яхмос, он считает, что я служу все же Аменемхету, а его обманываю.

– Кто же прав?

– Никто. Они ненавидят друг друга, а причиной своей вражды избрали меня. Поэтому мне приходится скрываться и от одного, и от другого. Но больше, чем Аменемхета и Яхмоса, я боюсь еще одного человека.

Начальник гарнизона открыл закрывшиеся было от скуки глаза. На смену обыкновенному вранью, кажется, должно было прийти вранье необыкновенное.

– Ты слышал об этом человеке, может быть, ты видел его. В любом случае ты согласишься, что его надо бояться.